Пока все в Одессе: семейный разговор Михаила и Маши Ревы

Папа, с чего начинается твоя работа при подготовке к выставке? Есть ли у тебя страх белого листа или чистого пространства?

Ты говоришь об этом в контексте работы, например, с парком? (Михаил Рева – автор фонтана «Начало начал» в Греческом парке в центре Одессы. – Прим. редакции.)

Я говорю о любой среде. Я не начинаю процесс, пока не увижу место, где будет находиться скульптура. Мне нужно понять, какой силуэт нужно создать, какую пластику, насколько она должна быть минималистичной или рваной, должен ли присутствовать какой-то цветовой акцент. От этого зависит энергетика скульптуры, которой она заполнит пространство. В моем арсенале огромная палитра эмоциональных и чувственных образов, множество приемов. Для меня нет проблемы реализовать какую-то идею или замысел – наоборот, любая задача вдохновляет на создание нового. От этого я ловлю кайф. Прихожу, смотрю, придумываю, какое-то время живу с этой задачей, нахожу решение и воплощаю его. А теперь представь обратную ситуацию: клиент покупает работу, а потом бегает по дому, пытаясь ее пристроить, но она никуда не вписывается. Такой вариант мне неинтересен.

Как скульптор ты используешь в своей работе много разных приемов. В моей художественной практике тоже имеет место мультифункциональный подход. Расскажи, как он проявился у тебя?

Все началось с того, что я поступил в художественный институт (Михаил окончил Ленинградское высшее художественно-промышленное училище имени В. И. Мухиной, сегодня это Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия им. А. Л. Штиглица. – Прим. редакции). На тот момент у меня не было соответствующего образования, но я прошел невероятный вступительный конкурс и считаю это подарком судьбы. Я решил, что буду художником, и, поскольку это моя профессия, а она состоит из нюансов, я должен в них разбираться.

Помимо нашей кафедры я по собственному желанию посещал еще четыре. Подобно губке, которую опустили в бездонный океан, я впитывал все что можно и был уверен: эти знания мне помогут. И я не ошибся. Меня научили разбираться во многих технологиях, ставших затем моей «палитрой»: я знаю множество фактур, могу работать с металлом, стеклом и керамикой, умею расписывать и лепить. К моменту оконча- ния института у меня не было боязни работы с какими-либо материалами и не существовало барьеров при реализации задуманных форм.

Я получил настолько разноплановый опыт, что мог заниматься не только скульптурой, но и дизайном: мне было интересно оформлять общественные и частные пространства, создавать разные формы. Все это, конечно, дало мне потрясающую мобильность, потому что в реальном времени мы переходили из одного исторического периода в другой, и я оказался подготовленным к любым переменам, мог заниматься своей работой.

Я спросила об этом, потому что и сама не фокусируюсь на чем-то одном, и мне нравится быть, как и ты, мульти- функциональным художником.

Так это же классно! Именно это и захватывает: перед тобой каждый день возникают новые задачи и решения, позволяющие тебе меняться. У тебя всегда есть свежий драйв и возможность использовать множество различных приемов.

Папа, а ты критикуешь себя в творческом процессе?

Конечно я себя критикую. Просто есть моменты, когда ты чувствуешь, что открыл что-то новое – то, чего не было, что никто до тебя не создавал. Существуют референсы, переосмысления, когда кто-то тебя наталкивает на мысль, ты ощущаешь импульс, перехватываешь его и создаешь что-то свое. А есть открытия, которые рождаются из твоих внутренних переживаний благодаря жизненному опыту и впечатлениям, – это идет из души. Такой образ вселяется в меня и «мучит» до тех пор, пока я его не воплощу. И в то же время есть заказы, для выполнения которых тебе нужно решить очень понятную задачу, не касающуюся внутренних исследований. Поэтому я считаю, что главный критик – это сам художник, ведь только он, в зависимости от своей способности судить о прекрасном, уровня мастерства и багажа знаний, понимает, где он сделал то, что по-настоящему трогает в первую очередь его самого.

Ты говоришь, что являешься для себя главным критиком, но, с другой стороны, в творчестве важно быть легким и искренним. Как совмещать эту легкость и высокие ожидания?

В определенный период времени, в определенном возрасте у тебя действительно возникают высокие ожидания: ты жаждешь покорять Эвересты, брать Бастилии, побеждать в битвах. Но в истинном творчестве все по-другому. Это марафон по кругу, это змея, кусающая себя за хвост: ты не можешь рас- слабиться и импровизировать, боишься лишних телодвижений, тратишь много сил – разбираешься, читаешь, рисуешь, – но то, что ты делаешь, не имеет жизни. На самом деле наша жизнь – спираль. Мы начинаем с рождения и двигаемся по ней. Когда в тебе остается то первое зернышко, та детская чувственность, искренность и к ней добавляется опыт, который ты получаешь по мере взросления, то именно эта гремучая смесь и дает результат, свежее дыхание, новый взгляд. Тогда ты можешь делать открытия. Пусть самые простые, но открытия!

Насколько тебе было сложно работать вместе со мной над общим проектом? (В 2018 году в Киеве состоялась совместная выставка Михаила и Маши Ревы «Рабочий процесс». – Прим. редакции.)

А какой была художественная среда?

Художественная – это же изначально не моя среда. Вокруг меня были местные хулиганы, спортсмены... Помню момент, когда решил стать художником, – это было в троллейбусе. Тогда я работал на буксире в порту. Однажды ехал с работы домой и задумался: кто я? Моряк? Не моряк. Моторист? Не моторист. А ведь мне уже больше 20 лет.

И тогда я задал себе вопрос: а что мне нравится? Люблю рисовать, лепить – значит, надо этому учиться. Так стартовал мой марафон: папа устроил меня в художественный фонд, где я начал с самых азов, а затем в 25 лет поступил в институт.

Каким художником ты себя считаешь: одесским, украинским или восточноевропейским?

Я просто художник. Даже не скульптор, не дизайнер – просто художник.

Как устроен твой механизм «работа – искусство – деньги»?

Когда я продавал свои первые работы, отвечать на вопрос об их стоимости мне было мучительно больно, поскольку в скульптурах воплощалась моя душа и я не мог определить им цену. Но другого источника дохода не было, и тогда я решил для себя, что деньги – это эквивалент энергии, а мне она нужна, чтобы кормить семью и продолжать творить. При этом для меня всегда было важным не изменять себе как художнику.
Я делаю то, что соответствует критериям моего вкуса. И сколь- ко бы мне ни платили, я не стану делать что-то другое. Да, в своем творчестве я не всегда получаю ожидаемый результат, но главное, что я знаю: я сделал то, что хотел.

Как ты относишься к успеху и как его измеряешь?

Я считаю, что успех – это возможность выбора. Если ты дела- ешь то, что тебе нравится, и не изменяешь себе, это уже успех, а все остальное – путь. И он не может быть идеальным: случаются разочарования, ошибки, возникают преграды, появляются подарки судьбы – это все жизнь. Для меня поражение – когда я теряю близких, друзей и тех, кто был проводником в моей жизни. Это настоящие утраты и переживания, потому что круг людей, с которыми я общаюсь, не такой уж и большой.

Расскажи, как на тебя повлияла болезнь и пандемия?

2020 год стал для меня периодом сдвига тектонических плит. Сначала случилась Мексика, где я первый раз в жизни получил возможность заниматься тем, чем хочу, в полной изоляции, где никто мне не мешал, не дергал. Плюс я был безмерно счастлив, что наконец-то провожу время со своей семьей и мы имеем возможность заново открывать друг друга. Раньше у нас не было для этого столько времени, а здесь все сложилось.

Я понимал, что нахожусь в зоне COVID-риска из-за астмы и других проблем с легкими, которые я заработал, занимаясь скульптурой. Но когда в конце года я таки столкнулся с болезнью, поначалу все же был настроен оптимистически. А потом она начала бить по всем рецепторам: изучала меня, а я ее. И здесь, я считаю, сработал не только иммунитет тела, но и иммунитет духа: были моменты моей силы воли и внутреннего стержня. Если в начале года многое в жизни я начал заново переосмысливать как художник и человек, то в конце года почувствовал, что могу уйти в другой мир, оставив вас одних, а этого я не хотел. Тогда я понял, что вообще не важно, какие у тебя ботинки: значение имеет то, какие люди тебя окружают. Когда ты борешься с болезнью, то думаешь только о них, и выходит, что именно они и дают тебе силы. 

Как ты отличаешь искусство подлинное от поддельного?

Это очень просто: если что-то трогает мою душу – оно живое. Если нет – значит, оно для меня мертвое. Я прихожу
на выставку, и мне все равно, какие там имена, модные выставлены художники или нет. Я чувствую энергию, которая застыла в работах, и впитываю ее. Язык искусства может быть разным, делать можно все что угодно, но в чем-то есть то, что тебя волнует, а в чем-то не видишь вообще ничего.

Как ты считаешь, государство и бизнес должны поддерживать искусство?

Государство без культуры и искусства жить не может, потому что они являются духовными стержнями любой нации. Духовность – это единственное, что отличает нас от всех остальных существ, населяющих планету. Только мы можем создавать, творить, придумывать, мечтать. Это привилегия человечества. Поддерживать эту способность – значит поддерживать духовный иммунитет общества. И говорить о том, сколько это стоит, невозможно – искусство бесценно. Просто люди решили, что оно может быть измерено деньгами.

Читайте также: Олег Тистол: "Фанатик занимается своим делом независимо от того, дают ему эту возможность или нет"