Катя: Что для вас означает премия «Книга года ВВС»? Можно ли это считать признанием?
София: «Признание» — очень относительное понятие. Я пытаюсь не ориентироваться на такие обманчивые вещи: они ничего не объясняют, напротив – могут навредить и запутать. Я знаю, что моя книга нравится одним и раздражает других, что она вызывает интерес и споры, а многих оставляет равнодушными – хотя кое-кого заставляет задуматься и даже переосмыслить важные вещи. Работа над романом «Фелікс Австрія» была работой над собой, которая многому научила меня и позволила прочувствовать состояние личностной реализованности – когда книга находит отклик у других людей, каждый из этих откликов для меня очень важен.
Честно говоря, конкурса «Книга года BBC» я боялась, потому что события такого типа неотвратимо влекут за собой сравнение с другими писателями, а творчество – это, как по мне, такая отрасль, где жизненно необходимо не сравнивать . Мне кажется, этот конкурс очень важен тем, что привлекает внимание к украинской литературе, к писателям и их книгам, и это – главная его цель. К результатам я изначально обещала себе относится философски: для меня большой радостью было просто быть в этом списке, рядом с другими писателями, приятно было понимать, что я разделяю с этими людьми похожий опыт, что мы по-настоящему друг друга понимаем и делаем общее дело, оставаясь при этом такими разными.
То, что премию присудили роману «Фелікс Австрія» — для меня большая честь, источник вдохновения и желания работать дальше, развиваться и отдавать. Я очень благодарна за доверие. И я чувствую, что двигаюсь в правильном направлении.
При этом я продолжаю относиться к награде по-философски. Я не считаю, что писатели могут быть лучшими или худшими.
Катя: Вы выросли и живете в творческой семье: прапрадед — художник, отец и муж — писатели. Ваш выбор профессии был самостоятельным? Что повлияло на ваше решение и как это вообще произошло?
София: О моем прапрадеде, Карле Скочдополе, мне известно не так много, как хотелось бы. Знаю, что он расписывал церкви, одна такая церковь с его росписями до сих пор сохранилась в Яблунице. Но действительно, мои отец и муж – писатели. Более того, многие мои ближайшие друзья – писатели.
Вот уже несколько дней нахожусь под впечатлением от фильма режиссера Джии Копполы «Пало Альто», племянницы Софии Копполы, внучки Фрэнсиса Форда Копполы и родственницы еще десятка известных Коппола и одного Николаса Кейджа, который на самом деле тоже Коппола. Это так естественно, когда детей привлекают профессии их родителей, когда близкие люди учатся и вдохновляют друг друга, общаются не только за праздничным столом, но и обсуждают дело всей своей жизни. В этом много взаимопонимания, интуиции, игры и непрерывности жизни.
Здесь нет закономерности: столь же естественно, если ребенок выбирает себе совсем другое дело. Все зависит от конкретных людей. У меня в жизни сложилось так, что я попыталась заниматься тем, чем занимается мой отец — и нашла себя в этом, нашла собственный голос. Возможно, если бы мы были музыкантами, то играли бы на разных инструментах, в разных стилях, но все равно играли бы музыку. В конце концов, мой отец на самом деле участвует в музыкальных проектах.
У меня был достаточно длительный период — как раз перед написанием романа «Фелікс Австрія» — когда я переосмысливала свой образ жизни, сознательно делая выбор. До этого момента работу писателя я воспринимала как данность. Во время написания «Фелікс Австрія» я наконец-то сознательно приняла это занятие, поняла, что это дело моей жизни.
Катя: Ивано-Франковск, город с глубокой культурной идентичностью, как впрочем и другие города западной Украины. Путешествуя там, у меня сложилось впечатление, что люди духовно принадлежат месту в котором живут, испытывают гордость за свою историю и культуру. К сожалению, я в редких случаях замечала это на востоке Украины. Вы считаете, что культурная идентичность и традиция влияют на развитие общества и его благополучие в целом?
София: Мне кажется, вы переоцениваете уровень сознания представителей западной Украины: там очень много людей, которых не интересует ни одна культурная идентичность в жизни, есть много проявлений, которые могут казаться какой-то целенаправленной позицией, но на самом деле не несут в себе ничего, кроме поверхностного, ничем не подкрепленного снобизма, нетерпимости, ограниченности.
Собственно, что-то подобное я описала в своем романе — многие восприняли его как воспевание мифа об Австро-Венгрии: все эти внешние сладкие проявления, перенасыщенность хорошенькими деталями, которые отвлекают внимание или от серьезных проблем, или от отсутствия настоящего наполнения, сути.
Идентичность серьезно искривлена и на Востоке, и на Западе, просто везде свои особенности. Определяющим фактором мне кажется то, что сейчас в обществе есть запрос на воспроизведение и формирование традиций и культурной преемственности. Симптоматично, что жители трагического Донбасса не идентифицировали себя с украинцами: еще до начала бурных событий в глаза бросалось то, как они подчеркивают — им безразлично, какой они национальности, они — жители своего региона. Во всех остальных частях страны, несмотря на противоречия, люди чувствуют себя украинцами. На это надо ориентироваться. Но, конечно, не забывать о региональных исторических и культурных особенностях: чем больше контекстов, смыслов и слоев, тем больше возможностей для развития у нас будет.
Катя: Писатель — это человек, который постоянно находится в поиске нового: идей, сюжетов, вдохновляющих персонажей. При этом, вы с супругом уже несколько лет живете за городом в осознанной изоляции от общества и соблазнов цивилизации. Возможно ли жить вне городской суеты, в мире где все постоянно меняется и утренние новости к вечеру теряют актуальность; и при этом держать руку на пульсе?
София: Именно в современном мире это и возможно благодаря интернету и технологиям. Не знаю, настолько отличается сегодня житель большого города от жителя отдаленной деревни (при условии, что в отдаленной деревне проведен скоростной интернет): все мы слишком много времени проводим в социальных сетях, погрузившись в компьютеры и гаджеты, все чаще забываем что такое подлинное общение. Сегодня проще поболтать в каком-либо мессенджере, чем даже по телефону.
Но если по правде, то я не живу настолько далеко от Киева, чтобы не бывать в нем. В то же время благодаря тому, что мне не приходится ежедневно торчать в дорожных пробках в часы пик, то эти пробки, когда случается в них попасть, становятся источником для впечатлений и наблюдений. Я по-настоящему ценю и люблю поездки в метро, киевскую архитектуру, кофе в кафе, мигание ночных вывесок, которое наблюдаешь из окна такси, и, так как не вижу все это ежедневно, это не превращается для меня в рутину.
Да и вообще: писатели бывают настолько разные, каждый определяет для себя подходящую роль. Не обязательно каждый должен ежечасно измерять сахар в крови общества.
Катя: Действие романа «Феликс Австрия» происходит в начале ХХ века. Как вы не раз говорили сами, это время, когда все происходило степенно, размеренно, было время на то чтобы чувствовать и переживать. Не в пример нашему времени, где все слишком быстро и поверхностно. Возможно ли построить колоритный, чувственный сюжет на фундаменте современности?
София: Ну, Сергей Жадан, например, как раз строит свою прозу на фундаменте настоящего — и ему прекрасно удается.
Конечно, можно и очень нужно писать о современном мире. Это задача сложная и интересная: как рассказать о времени, в котором мы все живем, так, чтобы рассказ воспроизводил характерные моменты, передавал суть, отсеивал неважное, препарировал болезненные моменты, чтобы это было узнаваемо, близко — и одновременно неожиданно, интересно? Учитывая эти сложности, рассказывать о прошлом в каком-то смысле проще: с расстояния лучше удается разглядеть важные вещи, отследить причины и следствия, получить целостную картину. Когда ведешь рассказ непосредственно из эпицентра истории, это требует гораздо больших усилий. В темах, связанных с современностью, очень легко сфальшивить, сложно сориентироваться среди мириадов обстоятельств.
Именно поэтому хочется это сделать. Изобразить героя, в котором читатель узнает своего соседа, прохожего или самого себя, с которым будет себя идентифицировать, которому будет сочувствовать, над которым будет смеяться и плакать. Героя, который, возможно, поможет и автору, и читателю что-то в себе изменить.
Катя: Роман писался во время рекордных для Украины потрясений — отразилось ли это на ходе сюжета, его отдельных героях? Можно сказать, что если бы не революция и ее последствия, то роман был бы другим?
София: На самом деле большая часть романа была написана еще до начала революционных событий, вся основная работа — изучение материала, прорабатывание сюжетных линий до мелочей — осуществлялась в течение года до начала Евромайдана. Во время самих событий я не могла писать, это было несовместимо, не хватало эмоциональных ресурсов, невозможно было настолько абстрагироваться, чтобы думать о прошлом веке, верить в своих персонажей, в их жизни, когда речь идет о жизни реальных близких людей. Дописать роман удалось в короткий период между бегством бывшего президента и захватом русскими войсками Крыма — как раз тогда работа над книгой стала необходимостью, которая позволяла справляться с эмоциями.
Подозреваю, что революция не могла не повлиять на финал романа — но не в смысле событий. Сюжетные коллизии были продуманы мной заранее и по большому счету я от них не отклонялась. Речь идет скорее о выразительности интонаций, о пассионарности и самоотдаче в письме.
Катя: Чье мнение о книге для вас было важно?
София: Наблюдая за собой, могу сказать, что это всегда происходит у меня примерно одинаково: когда я заканчиваю произведение, сначала даю его прочитать нескольким близким людям. Это очень важно, такая территория доверия, поскольку на первых порах произведение еще является частью автора, жизненно важным органом, чем-то очень ранимым — и поэтому мне надо сначала услышать мнение лиц, которые меня поддерживают и в меня верят. Это не означает, что они не критикуют и не указывают на места, которые можно доработать. Это означает только, что их критика вызывает у меня желание к ней прислушиваться, а не желание защищаться.
Вообще я очень ценю отзывы, содержащие анализ, предложения, собственные ассоциации или рассуждения, в которых указаны слабые или неубедительные части произведения. С тех пор, как роман «Фелікс Австрія» увидел свет, я обрела многих людей, чье мнение теперь для меня служит ориентиром. И очень приятно, что эти люди очень разные, представители не только сферы культуры или искусства. Не раз случалось, что впечатление о книге представителя бизнеса, скажем, открывало мне совершенно новую перспективу: удивительно, насколько деятельность или принадлежность к определенной сфере определяет способ мышления. Я получила много уроков о том, насколько важно работать над открытостью собственного кругозора.
Катя: Работая над историческим романом нужно все время оперировать фактами. Сложно было воссоздать атмосферу 1900 года? У вас есть любимый персонаж из книги “Феликс Австрия”?
София: Это было сложно, но именно потому интересно. Вообще, это же закономерность: чем сложнее задача — тем увлекательнее ее выполнять. Но самые масштабные преграды я ставила перед собой сама, они были связаны больше с психологическими моментами, чем непосредственно с работой над материалом. Но я уверена, что книга была бы совсем иной, если бы она писалась легко и гладко, без сомнений и колебаний. Сложности, которые я переживала, наполнили текст живыми эмоциями. Я уже говорила, что это была работа над собой.
Я никогда не занималась ничем подобным, никогда не работала с историческим материалом, поэтому просто не представляла, как это делается, училась интуитивно, в процессе, делая много ошибок, действуя неэффективно. Сложно было удерживать целостность: подробно прорисовывая быт и обстоятельства, не забывать о сюжете, и при этом не пренебрегать психологией и характерами героев. В процессе пришлось отказаться от значительной части замыслов, поскольку я увидела свои реальные возможности. Я поняла, насколько большое значение имеют маленькие шаги. Лучше сделать взвешенный и обдуманный шажок, чем промчаться кое-как километр. Это замечательная практика смирения.
Я не могу определить любимого персонажа, потому что к каждому чувствую что-то особенное. Пожалуй, Стефа, от имени которой ведется повествование, знакома мне лучше других, с ней я провела больше всего времени.
Катя: Когда работаете над книгой, вы руководите процессом или книга, история руководит вами?
София: Творчество захватывает тем, что эти периоды в ней непредсказуемо чередуются: сначала ты продумываешь подробный план, все, до мельчайших поворотов сюжета, расписываешь каждый раздел и начинаешь его соблюдать — и вдруг ловишь себя в странном состоянии, чем-то похожем на гипноз, и понимаешь, что текст, написанный последние несколько часов, тобой совершенно не задумывался, это какое-то незапланированное ответвление, с которым теперь просто непонятно, что делать. Много таких ответвлений приходится в конце концов выбрасывать, но часть из них, по-моему, — это наиболее удачные места в книге: например, фокусы с бумажными фигурками, которые выполняет иллюзионист Эрнест Торн — со временем я поняла, что это еще одна метафора недолговечности жизни, судьбы, обстоятельств, которые сильнее человека, а также иллюзии и миражей, которые мы склонны путать с реальностью.
Когда ты создаешь определенный характер, отдельные его черты начинают диктовать поведение или слова, а это влечет за собой события. Такая логика, такое спонтанное развитие гораздо правдивее соблюдения задуманного заранее плана. Это живой процесс, полный неожиданностей.
Катя: Как вы относитесь к критике? Она писателю мешает или помогает?
София: Настоящую адекватную критику я очень ценю, она меня вдохновляет на то, чтобы работать над собой, чтобы найти решение тех проблем, которые пока решить мне не удалось. Я очень благодарна за разумную критику — пусть она не столь приятна, как одобрение, но в большинстве случаев более полезна. У меня уже есть список таких задач, над которыми я собираюсь работать в будущем: подсказки или предложения, которые показались мне подходящими и оправданными. Я умею быть честной с собой.
Моя проблема скорее в чрезмерной, даже деструктивной самокритичности, чем в самоуверенности. И здесь возникает еще одна важная задача: научиться адекватно воспринимать чужую агрессию, которая выбивает из колеи, не поддаваться ей. Я еще не умею этого делать. Но точно знаю, что этот вопрос выбора: я знаю, чем хочу заниматься, что интересует меня и восхищает, меня манят сложные задачи и я не собираюсь останавливаться. Поэтому очень неоправданно тратить свои силы, несмотря на направленную против тебя деструктивную злость. И грустно, когда талантливые люди, доведенные до отчаяния общей ситуацией в стране и культуре в частности, неспособностью реализоваться и получать отдачу от своего труда, ломаются и делают выбор в пользу агрессии в отношении других.
Жизнь так коротка. Я выбираю умение отличать важное от неважного.
Фото: Александр Чекменев
