Главная интрига Венецианской биеннале – объявление победителей – пришла к своей развязке. Золотого льва получил национальный павильон Армении, Золотой лев в номинации «Лучший художник» достался американской художнице Адриан Пайпер за проект «The Probable Trust Registry: The Rules of the Game #1–3», представленный в Арсенале, Серебряного льва и статус лучшего молодого художника отошли художнику из Южной Кореи Им Хун-Су за работу «Factory Complex».
Узнав о «золотом» статусе армянского павильона до знакомства с самим проектом, многие поддались соблазну усмотреть в решении жюри политические мотивы, что, впрочем, является стандартной темой для закулисных дискуссий практически на каждой биеннале. Однако увидев проект «Armenity», о подобных разговорах, имеют они под собой реальные основания или нет, хочется забыть сразу: проект очень сильный.
Локацией национального павильона Армении в этом году стал легендарный армянский монастырь на острове San Lazzaro degli Armeni. В его стенах в течение года изучал армянский язык лорд Байрон (в его комнате сейчас расположилась инсталляция Херы Буюкташчиян «Letters from Lost Paradise», повествующая об использовании армянского алфавита в турецкой Анатолии), в другой комнате находятся подлинники Айвазовского, подаренные монастырю художником, в прохладных залах монастыря хранятся уникальные архивные документы, бесчисленные книги, произведения искусства… Всего 15 минут на вапоретто отделяют остров от Венеции, однако по ощущениям вы оказываетесь куда дальше от шума биеннальной публики в Арсенале и Джардини и туристической суеты самого города. Видимо, на это и была сделана ставка: то, о чём рассказывает проект ‘Armenity’ – это настолько особенная история, что говорить о ней можно только с большим уважением к тишине монастыря. Куратором проекта выступила знаменитая Аделина Джуберян фон Фюрстенберг, швейцарка по паспорту и армянка по происхождению. В своё время фон Фюрстенберг ввела моду на неевропейское искусство, а также сделала трендом проведение арт-событий в необычных местах вроде парков, островов, общественных зданий, церквей и монастырей. Армянский монастырь на Сан-Ладзаро уже привлекал её во время 45-й Венецианской биеннале 1993 года, когда куратор организовала там выставку Trésors du Voyage. В том же году фон Фюрстенберг выступила со-куратором павильона Италии, а также российского павильона с проектом «The Red Pavilion» уроженца Днепропетровска, адепта московского концептуализма Ильи Кабакова.
Павильон Армении 2015 года, как это легко было предположить, сфокусирован на теме 100-летней годовщины геноцида армян и в целом на проживании художниками собственной фатальной истории через искусство. Павильон объединяет представителей армянской диаспоры из разных стран мира, каждый из которых несёт через всю жизнь драгоценный и не всегда лёгкий стяг национальной идентификации, а в рамках проекта дополнительно сосредотачивается на специфике своего региона. Например, инсталляция армянина из Италии Микаэля Оханжаняна ‘Tasnerku’, расположенная на площадке над морем, отсылает к древним тайнам Караунджа – мистического комплекса мегалитов в Сюникской области Армении. Двенадцать дисков с установленными на ними базальтовыми блоками образуют круг, который своим ровным бесконечным ритмом придаёт всей инсталляции ритуальный смысл. Как и в своих древних каменных прообразах, каждый из блоков имеет сквозное отверстие. Оханжанян усиливает образ просверленного камня металлическими тросами, которые словно сжимают каменную плоть, рискуя быть разорванными, борются с ней, пытаясь усмирить их бешеную мощь, и то и дело оставляют на камне глубокие «порезы». Кстати, Караундж помимо основного поэтического названия, переводящегося как «поющие камни», имеет и другое имя: Зорац-Карер, «камни воинов». Борьба форм и материалов в инсталляции Оханжаняна делает воинами сами камни.
Работа Хаига Айвазяна «I am sick, but I am alive» находится уже внутри монастыря, в библиотеке. Художник вдохновляется наследием Уди Гранта Кенкеляна, известного армяно-турецкого музыканта и пропагандиста игры на струнном щипковом инструменте уде. Ведомый музыкой, Айвазян исследует модальные структуры турецкой музыки, прежде всего ладовые модели макама. В инсталляции это выражено в сегментации и многократном повторении фрагмента корпуса уда, что в результате объединяется в единую симметричную деревянную конструкцию – подобно тому, как мелодический комплекс образует звукоряд одного макама. Эта молчаливая по факту, но «звучащая» по концепции работа армянского художника, живущего в Бейруте, заставляет задуматься также о менее специфических и более сложных вещах: что из фактов истории продолжит существовать, в звуке, на бумаге или в живой памяти, а что навсегда умолкнет и останется просто объектом – эффектным, но лишённым струн в угоду бездушной симметрии.
