Влад: Вадим, я знаю, вы весьма плотно занимаетесь вопросами инфраструктуры и поэтому можете видеть ситуацию комплексно. Как профессионал я наблюдаю, что современная архитектура все больше интегрируется в среду, а ее качество определяется тем, насколько фактор инфраструктуры преобладает. То есть в понятие качества жилья сегодня входят не только квадратные метры квартиры, но и, в первую очередь, среда во дворе и в прилегающих окрестностях, благоустройство, социальный климат.
Если говорить об общественных пространствах, то мы видим, как стирается грань между внешним и внутренним: зеленые крыши переходят в стены, здание становится частью городского ландшафта. Возьмем, к примеру, здание оперы в Осло (проект студии Snohetta): оно в прямом смысле является частью инфраструктуры города.
Алена: И таких примеров десятки. Стоит вспомнить широко известный проект Bosco Verticale в Милане. «Вертикальный сад» – это целая экосистема небоскребов и дань принципам экопроектирования, с микросадами на этажах и ветряными мельницами на крышах.
Сейчас ощутимо стремление людей к природе, поэтому городские сады и огороды становятся желательными, даже необходимыми элементами. По замыслу архитектора Стефано Боэри жильцы «Вертикального сада» не просто должны визуально ощущать заботу среды, глядя на палисадники, – здание умеет и многое другое: самостоятельно защищаться от перегрева, «дышать», оказывать на жильцов настоящее психотерапевтическое воздействие своей зеленой оболочкой. Кроме того, проект призван уменьшить вред от выхлопных газов, повысить содержание кислорода в воздухе. И в контексте затронутой Владом темы небоскребы являются частью инфраструктуры города, они собою озеленяют город, не занимая при этом своими садами дополнительные метры; они не эгоцентричны: не доминируют над средой, а органично ее продолжают.
Вадим: Хочу вспомнить Oculus испанского архитектора Сантьяго Калатравы в Нью-Йорке. Этот вокзал грандиозен. Он расположен совсем рядом с тем местом, где произошел теракт 11 сентября. Нужно отдать должное американцам, дух этой трагедии и поныне витает в воздухе: на месте башен-близнецов теперь находится мемориал жертвам террористической атаки. Это два громадных бассейна с водопадами, одетые в черный гранит. Дно зияющих отверстий, куда стекает вода, невозможно увидеть, если смотреть с земли. На окантовке бассейнов выбиты имена всех погибших… Что касается творения Калатравы, его наземная часть поражает воображение и позволяет каждому смотрящему воспринимать сооружение по-своему, с точки зрения личного эстетического опыта и чувствительности. При этом передать словами размах проекта практически невозможно – его можно только прочувствовать. И уж точно, этот строгий и в то же время величественный архитектурный конгломерат не умаляет смысла произошедшей трагедии. Но когда я сам оказался в том месте, то не смог подобрать однозначного определения, что же это все-таки – транспортный узел, станция метро, торговый центр, а возможно, и развлекательный комплекс?
Вся затея обошлась более чем в 4 миллиарда долларов, и уже сегодня можно смело утверждать: подобные внедрения в мире архитектуры и инфраструктуры будут, благодаря новейшим технологиям, менять наш мир семимильными шагами. И здесь уже не имеет значения, что важнее – объект или сама среда.
Алена: Этот проект действительно грандиозен. Мне нравится бионическая архитектура Калатравы, заимствующая природные формы; так строит еще англичанин Гримшоу.
Если в целом говорить об изменениях в архитектуре, мы ушли от модернистской концепции городской застройки: произошел отказ от стоящих отдельно школ, домов быта, поликлиник и прочее. Сегодня одно здание вмещает в себя всё и, как суперробот, обладает широким набором функций.
Вадим: Это мы наблюдаем и в Киеве на примере развития сегмента экономжилья. Если его сравнить с проектами прошлого столетия, когда «сталинки» считались верхом совершенства и комфорта, то можно сказать, что сегодняшние смарт-городки со своим набором опций являются воплощением самых смелых идей футуристов. Что делает среду удобной для ежедневной бытовой эксплуатации, а это хороший признак.
Влад: Концепция застройки по схеме квартира – автомобиль – шоссе уже совершенно утратила актуальность.
Алена: Что нам, архитекторам, и задает новые векторы в проектировании: сейчас нужен синтез и умение думать гибко, думать по-разному. Архитектор может получить заказ и микромасштаба, и макромасштаба: отдельные здания, интерьеры, ландшафты, витрины и тут же урбанистические проекты. Важно уметь быть универсалом в профессии.
В градостроительстве же происходит уход от проповедуемых в 1960-е принципов застройки города, предложенных Ле Корбюзье и Робертом Мозесом, то есть от четкого разделения города на районы: деловые кварталы, спальные микрорайоны и зоны отдыха. Подобное деление приводит к тому, что город теряет свою жизненную энергию. Мегаполису не избежать пробок при перемещении автомобилей из района в район.
Удобным для жизни город делают районы, в которых присутствует все понемногу. Да, чтобы можно было пешком достичь всего, что необходимо тебе в повседневных делах и заботах.
Еще одним признаком хорошего проекта является низкая этажность. Настоящая роскошь. Ведь дефицит площади вынуждает строить высоко и плотно. У хрущевок, кстати, «правильная» этажность.
Влад: Согласен! Низкая этажность – один из показателей комфорта среды. Все-таки сомасштабность и ритм близких к человеку объемов создают психологически понятную и близкую среду, где человеку хотелось бы находиться.
Давно стало очевидно, что квартальная застройка с уютными зелеными дворами – вот среда для комфортной жизни в городе. В таких дворах могут развиваться сообщества соседей, происходит взаимодействие между людьми, что, в свою очередь, закладывает основы культуры горожан и, как следствие, культуры граждан в целом.
У нас эта культура еще не развита. Горожанин терял привычку к инициативе в несколько этапов. Сначала «благодаря» наследию Советского Союза, когда человек ничего не решал и являлся просто плановым показателем квадратных метров застройки. Потом он опять ничего не решал в экспансивной застройке 90-х. Вадим, а возможен ли у нас баланс между качественным уровнем инфраструктуры и технологическим, идеологическим уровнем самих построек сегодня?
Вадим: Думаю, возможен, но если говорить применительно к Киеву, то, конечно, для такого баланса нам не хватает генерального плана. Любая попытка его создания наталкивается на интересы определенных людей, коррупцию, а также несоответствие стилистики города и возможностей застройщиков.
Приведу пример из истории Мальты. В 1565 году началось строительство города Валлетта, первого в Европе города, построенного согласно генеральному плану, в соответствии с нормами и правилами архитектуры.
Итальянский архитектор Франческо Лапарелли продумал в городе все так, чтобы максимально облегчить жизнь горожан: морской бриз создавал эффект кондиционирования, тень от домов помогала укрыться от зноя, ступеньки в зданиях и на улицах делали широкими, чтобы рыцарю в доспехах было комфортно перемещаться по ним. Несмотря на войны и осады, город до сегодняшнего дня в значительной степени сохранил свой исторический облик. Специальный департамент городского планирования жестко регламентирует все, что касается застройки и реконструкции.
В Киеве же все происходит хаотично. Облик города меняется в зависимости от политической обстановки. Границы среды разрастаются с ростом населения и увеличением территории за счет примыкающих областей, пропорционально увеличивается и количество построек.
В связи с массовостью застройки усложняются транспортные развязки. Нынешние технологии позволяют относительно недорого строить тоннели и прятать в них транспортные развязки. Это эффективный прием, которым давно пользуется Европа. В Италии, например, треть или даже две трети путей основных магистралей проходят по тоннелям. Особенно это касается Южной Италии, от Калабрии до Рима.
В наши дни мегаполис активно выходит далеко за свои первоначальные границы. Дома начинают строить посреди полей, и тут как раз хорошо просматривается проблематика качественной среды – а именно, отсутствие инфраструктуры.
Раньше застройщик покупал кусок земли, нарезал участки и продавал. Поселки разрастались без инфраструктуры и без генплана, без свода правил, регламентирующих общий тип застройки или эстетику фасадов.
В настоящее время возможность применения новейших технологий и материалов, быстрое и относительно недорогое строительство существенно влияют на развитие загородных проектов. Сейчас уже никто не рискнет построить металлический ангар в чистом поле и назвать его торгово-развлекательным центром, а вереницу домов у реки – коттеджным городком. Обязательным условием будет наличие определенной среды и четкого представления о том, как именно объект может повлиять на среду.
В границах города же сначала продаются квадратные метры, а только потом, и далеко не всегда, начинают разбираться с транспортной развязкой, дорогами, инженерными сетями и прочим. Все это зависит напрямую от государственного бюджета, а его, как известно, всегда не хватает. Наша инфраструктура значительно отстает от тех технических требований, которые предъявляются сегодня.
Алена: Но если строится район на 15 тысяч человек, нужны и школа, и поликлиника, и пожарная станция тут же. Необходимо позаботиться обо всем: учесть ширину тротуаров, время, которое затрачивает человек, чтобы дойти до остановки, сколько зелени приходится на одного жителя. Требуется рассчитать все, в том числе как избежать пробок на дороге, как будут взаимодействовать город и автомобили. Не говоря уже о количестве детских садов.
Вадим: Для того чтобы изменить среду, в нашем случае инфраструктуру, необходимо изменить порядок ее создания, хронологию ее появления. Сначала должна создаваться качественная инфраструктура, а потом строиться дома. А пока все наоборот.
Влад: Почему же застройщик не может выделить из своего бюджета деньги на улучшение инфраструктуры?
Вадим: Это связано с принципами работы застройщика. Застройщик платит паевой взнос в муниципалитет или сельсовет на развитие инфраструктуры, но, когда деньги попадают в бюджет данного органа управления, чиновники распределяют их по своему усмотрению. И эти деньги далеко не всегда уходят по назначению, их тратят на более приоритетные проблемы. Причиной тому – недофинансирование бюджета. В других странах все происходит иначе.
Возьмем, к примеру, Англию. Если планируется ремонт дорог или необходимо построить новый тоннель, министр инфраструктуры идет к министру финансов и просит выделить определенную сумму на данные работы, а также предоставляет статистику, по которой видно, что, если сумма не будет выделена в этом году, в следующем она значительно увеличится, так как участков дорог, подлежащих ремонту, станет больше. И министр финансов вынужден найти необходимую сумму. Если спроецировать ситуацию на нашу страну, все закончится ссылкой на отсутствие денег в бюджете и неэффективный менеджмент.
Влад: Может быть, сегодня как раз наступил момент, чтобы найти точки пересечения интересов бизнеса, власти и застройщика в некой разумной модели взаимодействия?
Вадим: Мое мнение, что для Киева этот момент упущен. К сожалению. Сама система не даст ничего изменить. Необходимо изменить подход к распределению бюджетных денег и приоритетности задач. Так, например, грамотно перенаправив и собрав деньги, можно было бы построить тоннель с левого берега на правый и тем самым разгрузить мосты.
Если обратиться к истории градостроения, раньше Киев застраивался аккуратнее, можно сказать, «точечно», и к архитектуре исторической части города относились с уважением и осторожностью. В эпоху капитализма все изменилось, важным стало количество домов, а совсем не их внешний вид или его соответствие стилю существующей застройки.
Сегодня массовое строительство возобновилось, и, хотя люди при выборе жилья с большей внимательностью относятся к инфраструктуре, не многие застройщики могут предложить одновременно и высокое качество жилья, и хорошо развитую инфраструктуру. Для меня одним из прогрессивно мыслящих застройщиков является «КАН Девелопмент»: они предлагают качественное жилье в современных зданиях и при этом очень хорошее месторасположение. Однако в хорошем месторасположении, например в центре города, есть свои минусы. Спрос на объекты недвижимости в этих районах растет, строек становится все больше, и, если не начнут реконструировать и расширять инфраструктуру, эта среда умрет. Выезд из жилого комплекса будет занимать более 15 минут, так как количество машин увеличивается, а дорога остается однополосной. Застройщик же не подумал об улучшении дорожной развязки. Мы это уже наблюдаем в некоторых престижных ЖК в центре. Реконструировать всегда сложнее, чем строить новое, а застройщика интересует лишь продажа квадратных метров, будь то жилая или коммерческая недвижимость.
Единственное, что может улучшить ситуацию, – сотрудничество застройщиков с городскими властями и совместное создание комфортных условий для среды города в целом, учитывая, что это привлечет к ним потенциальных покупателей и повысит конкурентоспособность.
Алена: Есть более долгий, но более надежный путь – просвещение, образование, культура. Это дает человеку инструментарий знания и понимание личной ответственности за свой вклад.
Мне нравится, как обращаются с городским пространством в Голландии, а также ее курс на архитектурное образование. Благодаря государственной политике поддержки архитектуры, в просвещение вкладываются огромные средства: в исследовательские работы и в дизайн-образование, публикации, выставки и курсы не только для архитекторов, но и для застройщиков. Отдельно формируется образовательная программа для людей с капиталом. Министерство культуры учредило фонд, покровительствующий архитектуре, по праву считая, что архитектура – это важный, открытый культурный пласт, который формирует личность тем, что находится на наших глазах постоянно. Ведь грамотно спроектированная среда улучшает, развивает человека.
В Британии принята система публичных дискуссий, которые до начала строительства проводятся между архитекторами и городскими энтузиастами.
Еще к признакам хорошего проекта относится необычная, экспериментальная структура, уходящая от типовых секций. Вспомним хотя бы новаторские воплощения архитекторов авангардного периода в Киеве. Но в современной архитектуре у нас таких оригинальных вариантов пока нет. Это связано с жесткими строительными нормами, которые не пропустят нетривиальный проект. Гнуть стены, разрезать фасады, как это делали советские архитекторы, или «начинять» квартирами холмы и прятать «лишние» этажи под землю, как умеют голландские архитекторы, – безусловно, это выглядит очень эффектно, но у нас подобное реализовать невозможно, поскольку такой проект не пройдет согласование.
Влад: Кстати, несмотря на огромные системные ограничения и скудность строительных ресурсов, многие советские архитекторы пытались использовать архитектуру как мощный инструмент социального развития. Они верили, особенно вначале, в идею созидательной архитектуры.
Проекты советских архитекторов Леонидова, Мельникова, Гинзбурга всегда несли глубокий социальный посыл. В школе Ладовского пытались придумать новую типологию «Храма общения народа», например.
Известный «Дом врача» Павла Алешина на Большой Житомирской – один из лучших примеров модернизма в Киеве. В нем реализована социальная функция: предусмотрены клуб, библиотека, прачечная, терраса, где жильцы могли бы общаться и принимать солнечные ванны.
Сегодня мир вокруг стремительно меняется. С одной стороны, все становится ближе, доступнее. Мы можем связаться с любым человеком на другом конце земного шара. Но в целом люди общаются все меньше. Одна из важнейших проблем нынешних мегаполисов – одиночество горожанина, окруженного толпами людей. Создаются даже министерства одиночества (например, в Великобритании) как попытка разрешить эту проблему.
Алена: И поскольку мы можем связаться с любым человеком на другом конце земного шара, нет необходимости интересоваться своим соседом...
Влад: Как раз в этой связи необходимо использовать архитектуру, а с ней и новые появившееся среды для построения связей между людьми. Это нужно прямо закладывать как базис и одну из важнейших функций объекта.
Алена: А к этому еще в базис можно заложить ту ценность, с которой человек получает собственное определение внутри социума или группы единомышленников, а возможно, еще и способ собственного самовыражения. То есть окружающая нас среда – это пространство связей между людьми и пространство самоопределения.
Влад: Поэтому в нашем мире динамических изменений ценность среды – еще и вопрос искусства. Все, что будет иметь отношение к искусству, будет цениться, потому что сам вопрос ценности постоянно лежит на поверхности в современном искусстве – этоявляется основным рабочим материалом.
Мы уже говорили сегодня о Нью-Йорке. Приведу яркий пример оттуда: старые, некогда дешевые кварталы Манхэттена, в которых располагались мастерские художников, сегодня принадлежат к разряду самых дорогих. И во многом именно художники сделали их такими.
Алена: Не только дорогими, но и уникальными. Большая доля ценности подобной среды заключается в ее уникальности. Во всем мире сейчас множество проектов в архитектуре связаны с реновацией промышленных зон. Часто для своих объектов архитекторы разрабатывают предметы обстановки и превращают их в произведения современного искусства.
Ориентиры в интерьерном дизайне сегодня претерпевают трансформацию. Мы движемся в сторону микса стилей и временных слоев. Сейчас можно смешивать эпохи, и не важно, когда и кем объекты были созданы и какие за ними стоят идеи. И мне нравится подобная гибкость. Сегодня играет роль наличие знаний и ценностей, а вот категории моды уже не годятся. Потребительская публика становится разнородной, среда персонифицируется, значение приобретают вещи эксклюзивного характера. Важно создать единственный в своем роде предмет или пространство. Именно это и определяет перспективность визуальной концепции. Поэтому и выбирают нас, дизайнеров, за нашу уникальность и способность выходить за рамки при взаимодействии со средой.
Многих сейчас привлекает сегмент арт-дизайна. Им занимаются первые имена-форварды мировой индустрии дизайна. Продают такие единичные объекты или предметы ограниченного тиража (столы, светильники, вазы) исключительно в галереях, где выставляют вещи, обладателями которых станут лишь несколько человек в мире. Материал, из которого изготовлен объект, значения не имеет – это может быть мрамор или картон, неважно. Все дело в уникальности творения: галеристы рассчитывают на то, что вещь притянет и не отпустит. А ограниченный тираж и высокая цена лишь укрепят это влечение. Арт-рынок одним помогает богатеть, а другим развлекаться.
Влад: Таким образом, мы приходим к выводу: ценность среды является в буквальном смысле производной от ценности социального капитала. В конечном итоге, люди производят ценность и создают для себя ценную важную среду. Население городов растет. Если раньше города были местом средоточия и концентрации средств производства и рынка сбыта (поэтому они и собирали людей внутри своих стен), то сегодня мы видим, как средства производства и главное рынки полностью уходят в Сеть. Фактически город-государство теряет свою основную функцию.
С появлением криптовалют, когда ценность вообще стала достоянием Сети, город-государство постепенно потеряет и функцию финансовой организации, что также было одной из причин концентрации людей, ценностей, денег в одном конкретном месте, а не в другом.
То есть социальный капитал – это люди, и за них нужно бороться. Но с другой стороны, окружающая нас ежедневно среда инициирует обратный процесс, формируя и развивая человека. Что и было озвучено сегодня.
Вадим: Вместе с тем вся современная культура в настоящее время концентрируется вокруг мегаполиса. Эта концентрация диктует тенденции для периферии. С одной стороны, происходит трудовая миграция – яркий пример тому Киев, и такая ситуация сложилась сегодня вокруг многих столиц. Если сегодня политики пока еще собираются в мегаполисах и решают вопросы «вручную», то завтра, к примеру, бюджеты будут приниматься на блокчейне, и это определит всю среду вокруг.
Алена: Сеть сегодня предоставляет большие возможности, ведь это широкая коммуникационная структура. Факт, что онлайн-пространства являются расширением физического пространства города, а мы уже привычно переключаемся между онлайн- и офлайн-версиями своей жизни. Что любопытно: у онлайн-пространств с городами много общего, следовательно, много общего в деятельности архитектора городской среды и архитектора платформ. Существует же метафора «интернет как город»: в киберпространстве мы используем те же способы связи, что и в городах, и попадаем в киберпространство по тем же причинам, по которым человек всегда стремился переехать жить в город.
Роботизация, расцвет аутсорсинга, стирание важности одних навыков и возникновение новых профессий приводят к появлению новых сред, а прежние контексты прекращают свое существование. Или же остаются. С ними ведь связаны большие деньги и медиаресурсы. И потом, в них есть ясность прежнего существования. Хочется верить, что мы перемещаемся вслед за этими влияниями из более сурового контекста в более лояльный и гуманный к нам мир. Не только физически более комфортный, но и – главное – внятный ментально.
Хотя вспоминаются и такие слова: «Что ж? После нас будут летать на воздушных шарах, изменятся пиджаки, откроют, быть может, шестое чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая. И через тысячу лет человек будет так же вздыхать: «Ах, тяжко жить!», Антон Павлович Чехов, «Три сестры».
Список литературы, которая поспособствует лучшему пониманию архитектурных процессов вчера, сегодня и завтра:
- Энтони Данн и Фиона Рэби «Спекулятивный мир. Дизайн, воображение и социальное визионерство»
- Виктор Папанек «Дизайн для реального мира»
- Этан Цукерман «Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху»
- Макс Вебер «Город»
- Луис Вирт «Урбанизм как образ жизни»
- Ле Корбюзье «Современный дух в архитектуре»
- Йен Гел «Miста для людей»
- Витольд Рыбчинский «Городской Конструктор»
- Джеф Спек «Город для пешехода»
- Деян Суджич, «B как Bauhaus»
- Yuval Nouh Harari «21 Lessonos For The 21st Century»