Когда в 19 веке в мировом искусстве появилось течение неоромантизма, это было ответом на развитие натурализма – людям хотелось творческого, лиричного и в чем-то идеалистичного переосмысления реальности. Что-то похожее происходит сегодня с миром моды: устав от минимализма, практичности и утилитарности, люди, живущие в эпоху нестабильности, вдохновляются лирикой и хотят позволить себе быть наивными идеалистами – хоть немного.
Кто бы мог подумать, что после торжества нормкора и засилья слова «утилитарный» в каждом пресс-релизе о новой коллекции мы так быстро вновь вернемся к блузам, украшенным объемным декором, романтичным чеховским платьям с кружевом и ретросилуэтам. С чем это связано? Вероятнее всего – с непростым временем, в которое мы живем, лишенным стабильности и безопасности. Отсюда и желание удариться в инфантильность: взгляните на многих популярных нынче дизайнеров, того же Микеле – он напоминает повзрослевшего ребенка, который наконец может позволить себе ходить по улице с маленьким драконом в обнимку.
Неоромантизм как эскапизм от реальности предполагает «бесполезные» детали вроде лент или оборок, ретросилуэты, которые превратят вас в героиню «Гордости и предубеждения», флористические наивные принты, кружева, прозрачные текстуры и общее настроение праздности и беспечности. Думайте о Марии-Антуанетте из фильма Софии Копполы или об Алисе в Стране чудес – в меру наивные, в меру легкомысленные и немного витающие в облаках.
Конечно, одни из главных романтиков современности – это Gucci: в круизной коллекции Алессандро Микеле размышлял о жизни после смерти, соединяя в одну историю античность, эстетику елизаветинской эпохи и 80-е годы прошлого века. Такое многообразие всегда царит на подиумах Gucci: их лирический персонаж ценит иронию и любит популярную культуру, но уж точно не отличается излишней практичностью.
Верными своей эстетике остаются Chloe и Erdem: в их коллекциях – богемные девушки в легких платьях, украшенных вставками из нежного кружева, воланами и плетениями цветов. А Николя Гескьер в Louis Vuitton из сезона в сезон размышляет на тему ретрофутуризма: в его коллекциях викторианство и античность, высокие воротники и оборки дополняются стремительными силуэтами и материалами, которые принято ассоциировать с будущим технологий – пластиком и блестящими текстурами. А Клэр Уэйт Келлер в Givenchy, пытаясь аккуратно закончить барочную главу Риккардо Тиши в истории Дома, посвящает круизную коллекцию Японии – ее героини внутренне сильны и целостны, что не мешает им носить аристократичные плиссированные платья.
