Может показаться, что выдержать десять фестивалей за год – это что-то непосильное, сложное, возможно, даже опасное и для физического здоровья, и для ментального. Это как осторожно спросить водителя троллейбуса или вертолета, не опасно ли сидеть за штурвалом на предельной скорости.
Чем больше становится тех, кто тратит жизненный ресурс на массовые культурные скопления, тем проще ответы на эти вопросы. Фестиваль – это брикет из эмоций и впечатлений, которым как-нибудь зимой, поеживаясь в остывшей квартирке, я легко разожгу костер ярких воспоминаний за лето. А зимой я не только трачусь на воспоминания, в это время года тоже есть где разогреться.
Я сбился, нет, точнее, не считал, сколько фестивалей я прожил, скажем, год назад. Сколько посетил в жизни. Сколько успел отметить в зачетке и сколько не успел или, может, хотя бы подержался за калитку. Зачем? Да и невозможно пересчитать эти вспышки в сознании, возникающие при воспоминаниях о парке Форум в Барселоне, острове Обудай в Будапеште, пустыне Блэк Рок в Неваде, советской турбазе в Черноморске, полузаброшенном комплексе ВДНХ или заброшенном метростроевском заводе в Киеве. У всех этих мест однажды вдруг поменялось годами, декадами или веками складывавшееся предназначение – однажды какие-то чудики приехали туда со своими представлениями о времяпре- провождении, и эти идеи, порой абсурдные в корне, вдруг нашли почитателей.
Лично для меня фонетически и ассоциативно слово «фестиваль» – отсылка к прошлому. Молодежь и студенты, штормовки и гитары, тушенка и палатки у костра – то, что я застал в раннем детстве, уходящем в рассветный туман лесопосадки, куда-то почти навсегда. Хотя правильные ассоциации должны быть с фермерскими полями и общественными парками, которые радикаль- но настроенная молодежь Америки превращала в концертные площадки в 1970-е.
Фестиваль это прежде всего идеализм, который по мере успеха уходит, исчезает, иногда трансформируется во что-то очень далекое от истоков. Взять хотя бы то, что называется сейчас «Вудсток», и сравнить с исходником. В первобытном фестивальном обществе смертность затей высока, как в пещерные времена, – из потускневших праздничных табличек можно выкладывать римские дороги. Гиганты, собирающие сотни тысяч человек, десятки тысяч человек, чувствуют под ногами пульсацию земли не только во время выступлений хедлайнеров. Почва может уйти из под ног в любой момент, и от этой шаткости положений адреналина достаточно на весь год, до следующего открытия проходных и ворот. Изобретательность бодрит. Идеи бурлят, как самая пахучая похлебка на фудкорте.
Этот благодатный мороз по коже, ощущение невероятных моментов, предвкушение чего-то грандиозного. Много позже, уже оказываясь там, на сцене, испытываешь похожий каскад чувств, иногда только догадываясь о том, какой эффект ты производишь на собравшихся, и завидуя их эмоциональной гиперболе, заимствуешь ее себе и возвращаешь. Бывало, что в фестивальные дни даже 4-5 часов на сон казались преступными, и хотелось вновь в водоворот эмоций, состояний, в ощущение самого приятного стресса в жизни.
Фестивальный хардкор действует и без допингов, заставляя личные молекулы двигаться интенсивнее, решаться на выдумки и воплощения, расширять понятия смысла жизни до прежде не известных. Хотя все можно было бы свести просто к кашлю от поднявшейся в танцах пыли.
Положено ли порядочному денди отправляться в зной пыльного поля послушать и послушаться повелителей толпы? Знаю таких, которые категоричны в своем отрицании, и для них давно существуют онлайн-трансляции. Забраться в импрессионистский пейзаж у пруда, поймать «джи», и технологии, как в паланкине, переместят прямо на сцену. Примерно так же вкус тортиков передает Инстаграмм. Но я уверен, скоро виртуальная реалити доведет нас до того, что, почивая в уютной капсуле, мы будем впадать в слэм и транс, потеть от фанка и техно и вдыхать густые клубы хип-хопа. И тогда меня будет легко увидеть на тысяче экранов, которые будут показывать этот стрим. В танце я вспомню эту давнюю колонку и помашу вам рукой.