После объявления в этом году номинантов на престижную премию «Оскар» многие в Голливуде были раздосадованы отсутствием среди них как самого фильма «Молчание», так и его создателя, «живого классика» Мартина Скорсезе. Впрочем, самому Скорсезе не привыкать к игнорированию со стороны Киноакадемии. Несмотря на долгую успешную карьеру и будучи пять раз номинированным на звание лучшего режиссера, он только на шестой «попытке» удостоился «Оскара» за фильм «Отступники» в 2006 году. По сравнению с Альфредом Хичкоком и Стэнли Кубриком ему еще невероятно повезло, потому как эти великие режиссеры так и ушли в мир иной непризнанными голливудской Киноакадемией.
Но не «Оскаром» единым измеряется величие режиссера. Такие фильмы Скорсезе, как «Злые улицы», «Славные парни», «Бешеный бык» и «Таксист», давно внесены во все киноэнциклопедии мира и скрупулезно изучаются на кинофакультетах. О «Последнем искушении Христа» спорят уже 28 лет, обнаруживая то новые смыслы, то замаскированные гиперссылки. Многие фильмы Мартина Скорсезе являются экранизациями чьих-то романов, однако в каждом из них отчетливо прослеживаются цепочки личных размышлений и переживаний режиссера на затронутую им тему. Вот и последний фильм мастера не стал исключением. Над своей воистину шедевральной картиной «Молчание», снятой по одноименному роману японского писателя Сюсаку Эндо, Скорсезе работал около 30 лет, в течение которых он постоянно возвращался к размышлениям о вере как философской метафизике и религиозных концепциях. В конце концов, ведь не зря он в юности мечтал стать приходским священником.
С Мартином Скорсезе мы встретились в Лос-Анджелесе в конце прошлого года, когда фильм «Молчание» еще не вышел на широкие экраны. Маленький, в огромных очках с черной роговой оправой, он немного похож на главного героя мультфильма «Вверх!». Говорит он быстро и отрывисто, в его голосе ничего не выдает 75-летнего человека, стремящегося к степенности. Наоборот, он весьма энергичен и воодушевлен беседой, иногда его, правда, заносит на круги собственных воспоминаний и он долго говорит, забывая о быстротечности времени интервью.
Бесспорно, что 30 лет работы над фильмом – это серьезный срок. В чем причина такого долгого пути?
Прочитав в 1988 году книгу Сюсаку Эндо, я потерял покой и сон. Я был ошеломлен ею. Мне хотелось как можно скорее получить права на экранизацию романа, что я немедленно и сделал. Но оказалось, что в то время я был совсем не готов к написанию сценария. Мне казалось, что я все понял в романе Эндо, но когда в 1991 году начал писать сценарий, то у меня ничего не складывалось. Я не мог решить, что в этой истории главное, а что второстепенное. Особенно меня взволновали последние 30 или даже 20 страниц романа, я не мог разгадать, в чем смысл вероотступничества, что именно оно собой олицетворяет, и самое главное – как это снимать? Я возвращался к этим страницам и перечитывал их не один раз, все время размышляя над ними, стараясь найти ответы на свои вопросы. Во время моих размышлений, которые растянулись на годы, у меня возникли юридические проблемы с правами на книгу. К этому времени я уже работал над съемками «Банды Нью-Йорка», и постепенно все финансовые и юридические проблемы, связанные с экранизацией «Молчания», завязались в настоящий гордиев узел. Но все это время я продолжал перечитывать книгу и делать записи в своем дневнике. И таких записей скопилось великое множество, причем если сравнить записи за 1998 год и 2000-й, то видно, как постепенно менялось мое восприятие прочитанного. Кроме того, у меня ведь была семья, друзья и знакомые, которые тоже требовали к себе моего внимания и энергии. Тем более что с годами начинаешь совершенно по-другому относиться к тому, на что ты тратишь свое время, которого с каждым годом становится все меньше… Наконец, к 2005 году у меня сложилась структура сценария, и мы с Джеем Коксом набросали черновой вариант. За решениями всех финансовых и юридических проблем прошло еще 4 года, когда мы наконец смогли поехать в Токио и Нагасаки, чтобы подыскать японских актеров. И когда мы уже думали, что вот-вот сможем приступить к съемкам, выяснилось, что вся наша концепция настолько сложна, что для того, чтобы ее реализовать, необходим совершенно другой бюджет. Тогда мы начали раздумывать над тем, чтобы перенести съемки в Канаду или Южную Америку, даже в Новую Зеландию. И чем больше мы искали, тем дороже становился проект, потому что ведь кто-то должен оплачивать эти поездки. Но самое интересное: чем больше трудностей возникало на пути к созданию фильма, тем яснее становилась в моей голове концепция этого фильма и тем больше я понимал, как именно я хочу его снять. И только когда я повстречался с Энгом Ли, режиссером знаменитого «Крадущегося тигра, затаившегося дракона», и он посоветовал мне обратить свое внимание на Тайвань (Энг Ли снимал там «Жизнь Пи» − прим. ред.), все вдруг встало на свои места. К сожалению, за все эти годы разрабатываемый нами бюджет становился все больше и больше. И мне постоянно приходилось повторять: уменьшайте, режьте, этот фильм не нуждается в мегабюджете.
И каков же бюджет картины в конце концов?
Мы смогли обойтись 46 миллионами, чем я очень доволен.
Тема фильма неразрывно связана с поисками ответа на вопрос о том, что такое вера. Насколько она пересекается с твоим личным восприятием, особенно в свете того, что ты в юности получил католическое воспитание?
Я могу сказать, что с тех самых пор, когда я впервые задумался над тем, что такое вера и какую роль она играет в повседневной жизни людей, мой поиск ответа на этот вопрос продолжается. Для меня очевидно, что иногда существующая в тебе вера принадлежит лишь тебе и не влияет на других. А иногда вера существует даже отдельно от сострадания. Можно совершать ошибки за ошибками, признавать их, но в то же время говорить, что ты такой, какой есть, и ты не можешь себя изменить, как, например, один из героев фильма, Кичиджиро. Он говорит, что когда встретил молодых иезуитов Родригеса и Гарупе, то подумал о том, что, может быть, Господь снова примет его в свои объятия. Это очень созвучно моей личной истории. Ведь я в юности тоже искал путь к Богу, даже учился в подготовительной семинарии, но из этого так ничего и не вышло. Началось все с того, что в 11 лет я познакомился со священником, который оказал огромное влияние на мою дальнейшую жизнь. Мне очень хотелось быть похожим на него, и поэтому в 14 лет я поступил в подготовительную семинарию. Учась там, я понял, что нельзя посвятить свою жизнь чему-то только потому, что хочешь быть на кого-то похожим. Это должен быть только твой путь, вера должна исходить из тебя самого. Тут же у меня возник вопрос: есть ли у меня внутри такая вера? И это было лишь началом поиска ответов на многочисленные вопросы. В результате этого поиска и возникли мои фильмы. Мне казалось, что в «Бешеном быке» я постиг нечто важное, но оказалось, что оно в самый последний момент ускользнуло от меня. Интересно, что после того, как в 1988 году на экраны вышла моя картина «Последнее искушение Христа», архиепископ Нью-Йорка Поль Мор, посмотрев ее, сказал, что у него на примете есть книга, которая должна меня заинтересовать. Когда на следующий день он прислал ее мне, оказалось, что это роман «Молчание». Так и началось мое многолетнее паломничество (смеется).
Много вопросов возникает и у самих зрителей при просмотре «Молчания». Например, о том, насколько правомерны с точки зрения морали действия иезуитов, вторгающихся в чужую культуру и навязывающих свою религию, особенно если рассматривать эту историю глазами самих японцев?
Именно такие вопросы и заставили нас снять эту картину, тем более что сам автор книги, Сюсаку Эндо, был японским католиком. Отвечая на такие вопросы, следует представить себе, что вам вдруг открылась какая-то истина, которая приведет весь мир к освобождению, так неужели вы не поделитесь ею с другими? Интересно, что после того, как мой фильм показали в Ватикане, один из иезуитов по имени Даниэль Вонг, если не ошибаюсь, он родом с Филиппин, сказал о том, что иезуиты пришли в Азию, не только неся с собой религиозное усердие и учение о страстях Христовых, но и жестокое насилие. То есть в Ватикане это понимают и говорят о том, что необходимо искать другой путь. На самом деле иезуиты были в восторге от всех вопросов, поднимающихся в фильме, например по поводу отречения. Парадоксально, но вместо того чтобы принять мученическую смерть, отец Родригес отрекается от христианской веры, но именно это отречение заставляет его стать истинным христианином. Опустошая себя полностью, он в то же время лишается всякого повода к гордыне и таким образом освобождает внутри себя место для подлинного сострадания к своему ближнему. Он находит веру тогда, когда отказывается от нее. Теряя, он находит. Внутри самого себя.
Интересно, каким образом Эндрю Гарфилд был выбран на роль отца Родригеса, а Адам Драйвер — на роль отца Гарупе?
Из-за того что работа над проектом растянулась на долгие годы, актер, которого я первоначально планировал на роль отца Родригеса (Гаэль Гарсиа Берналь − прим. ред.), к моменту съемок больше не подходил по возрасту, поэтому пришлось искать нового кандидата. Несколько отличных актеров, которые, по моему мнению, могли бы сыграть эту роль, не чувствовали в себе морального права нести на себе такую ответственность из-за собственного отношения к религии. Хотя я всегда подчеркивал, что роль Родригеса имеет больше отношения к экзистенциальным вопросам, нежели к религиозным. Но для многих все равно существовала проблема интерпретации роли. И тогда я стал приглядываться к молодым талантливым актерам. Эндрю Гарфилда я впервые увидел в фильме «Мальчик А», а затем в «Не отпускай меня», и он мне очень понравился. Когда я его пригласил на пробы, то они затянулись на 2,5 часа. Он играл одну сцену за другой, следуя моим указаниям. И как только у меня начали рождаться представления о том, как это все будет выглядеть в фильме, я понял, что исполнитель найден. А Адам – он совершенно ни на кого не похож, и это очень ценно. Тем более что он с самого начала согласился на все условия, включая экстремальное похудение почти на 16 кг. Хотя весь процесс происходил под наблюдением специалистов, это все же не каждому по силам. Они с Эндрю оба так исхудали, что войти в роль мучеников-иезуитов им не составило никакого труда (смеется). Я никогда не забуду, как в последний день съемки Адам, после сцены утопления, сразу же выбежал из воды, не переодеваясь, сел в машину и уехал в аэропорт, чтобы успеть на первый самолет домой. Было видно, что он совершает настоящий побег. Ничего удивительного, я могу только представить, чего ему стоило это голодание. Говорят, что он чуть не разошелся с женой после того, как она в середине всего процесса похудения на его глазах начала есть гамбургер.
Тяжело ли приступать к съемкам нового фильма, будучи Мартином Скорсезе?
Перед началом съемок всегда находится достаточно людей, которые пытаются мне объяснить, как и что я должен делать. А я всегда отвечаю: «Дайте мне возможность представить картину». Именно поэтому я люблю тишину на съемочной площадке. Нужно признать, что у меня очень чувствительный слух. Поэтому все уже знают, что я очень не люблю шума. Кроме того, я всегда говорю сам себе, что у меня есть веские причины для того, чтобы снять тот или иной фильм. Проговаривая эти слова про себя, мне нужно в них верить. И в какой-то момент становится абсолютно неважно, что о тебе говорят и пишут, а важно лишь то, чем ты заполняешь время, отпущенное тебе судьбой.
Текст: Лена Бассе
