1
В понедельник, за месяц до начала занятий Катя пришла наниматься в избирательный штаб, и застала у входа троих мужчин, которые тушили легковушку.
Машина стояла между липовым деревом и колеей трамвая, дымя жирными черными сгустками. Дым обволакивал крону, поднимался над крышами пятиэтажек, а там ветер раздергивал его на клочья и перчил этими клочьями облупленные фасады, решетки на окнах первого этажа, козырек над трамвайной остановкой, и людей.
Двое суетились с огнетушителями. Катя сразу узнала одного, белобрысого, по предвыборной листовке, которую ей бросили в почтовый ящик. Второго, с рябым лицом, она прежде не видела. Макушкой он чуть не касался ветвей, красный баллон держал в пятерне, словно тюбик зубной пасты. Третьим оказался мужичок в серой униформе и с коническим ведром в руке, полным до краев.
— У тебя там что было? — спросил рябой и посмотрел сначала на машину, а потом на белобрысого. Катя подошла поближе.
— Доверенности на тебя сделал, — сказал белобрысый. — Еще плакаты в багажнике.
Он поставил на землю огнетушитель, забрал у мужчика ведро, наклонился и опрокинул ведро себе на голову, потом снял рубашку и стал вытираться, оставляя на лице полосы копоти. Он был крепкий, худощавый, с безволосой грудью — почти ее ровесник, может быть на два или три года старше. Фамилия его была Бекенштейн. Рыжеватая щетина на шее и подбородке у него окрасилась в угольно-черный. Он посмотрел на Катю, ухмыльнулся, и сказал:
— Нет, ну ты посмотри, уже третья за месяц.
На утреннем августовском солнце, а может от жара, исходившего от легковушки, волосы на затылке у Кати вдруг намокли, верхняя губа сделалась солоноватой.
— Бек, иди умойся, — сказал рябой. — Все равно менты пока застряли на Французском бульваре.
Он посмотрел на Катю и сказал:
— Тебе чего?
— Извините, — сказала Катя. — Я к вам, на практику, мне девушка звонила вчера.
— На практику, значит, — сказал рябой. — У вас тут все так одеваются?
— Как «так»? — спросила Катя.
— Да вот так, — сказал рябой. — В шорты по щелочку.
— По какую щелочку? — сказала Катя.
У рябого запиликало в кармане, он выудил айфон, посмотрел на него и махнул рукой в сторону подъезда.
— Найди там рыжую, — сказал он, — и делай, как она скажет.
Дверь в подъезд оказалась заперта накладным замком с зубчатыми кнопками и рифленой десной. Катя обернулась: рябой вышел на трамвайные пути и махал кому-то руками. Катя шагнула к нему, а потом назад, и посмотрела на замок. Десна стерлась вокруг цифр c заводским кодом, «3» и «8».
В коридоре первого этажа Катя зашла в первую же распахнутую дверь, и оказалась в тесном лабиринте из перегородок, дверей, неказистых диванчиков и дээспэшной мебели. Она была в типовом офисе, какие много раз видела в проспектах отцовской строительной фирмы. Года три или четыре назад, до того как отец бросил всё и уехал, он иногда брал ее на похожие «объекты» в похожих домах. Отец называл такие офисы — рабочее помещение типа «Кокон»: ковролин, кулер, концидионер.
Рыжая оказалась не рыжей, а брюнеткой, с вихрами, которые она выкрасила хной и свернула в замысловатый куст. Одета рыжая была в босоножки на пробковой платформе, шорты и белую майку с глубокими проймами. Она сидела на столешнице, в руках держала телефон и беззвучно прядала по нему большими пальцами. Еще один, яблочком вверх, лежал у нее на коленях.
— Ты Катя? Садись, — сказала рыжая, не поднимая взгляд, и клюнула воздух подбородком. — Сейчас расскажу все.
Занималась она социологией. По опросам, которые проводили ее ребята, Бекенштейн держал в округе первое место. Вторым шел коммерсант, который возил контрабанду через Ильичевский порт. Третьим, от регионалов, шел бывший губернатор области. Команда Бекенштейна приехала из столицы месяц назад. За месяц им сожгли уже три машины.
2
В первый день Катя сортировала анкеты, а ночью проснулась от того, что горло у нее наполнилось душными масляными сгустками и в этой духоте гудели шмели. Она приоткрыла глаза и поняла, что на постели рядом с ней вибрирует телефон. Рыжая прислала ей ссылку на ролик вКонтакте. Катя включила его, посмотрела немного, потом закрыла, откинула простыню и пошла на кухню босиком, наощупь, стараясь не разбудить соседку — и тут вспомнила, что соседка уехала. Зажигалку она достала из хлебной корзинки, соседкины сигареты нашарила на подоконнике возле вазона с цветами. Закурила и включила с начала.
Звука не было. Картинку размывало темно-серой неразборчивой шахматкой, появлялись какие-то хвосты и пятна. Наконец пиксельный шум прояснился и затвердел, на его поверхности проступила легковушка под липовым деревом. Вокруг легковушки пританцовывал парень в спортивных штанах и майке, щупловатый, жилистый, татуированный. Он обильно плескал в салон из канистры, потом бросил ее на капот и отошел в сторону. Камера взяла крупней. На водительском сиденье стояла картонная коробка, а на ней — свиная голова с пустыми глазницами, какую Катя видела на Привозе. В салон бросили горящую паклю, коробка занялась, экран побелел, и тут ролик оборвался.
На второй день Катя слушала плеер и заполняла таблички в экселе. На третий в округе расклеили листовки «Геи подержевают Бекенштейна», с двумя ошибками. На четвертый день Катя предложила сжечь машину черному пиарщику, который работал на регионала. Рябой вел общее утреннее собрание, Бек сидел со всеми, и Катя подняла руку.
— Можно? — сказала Катя. — Давайте ему машину сожжем.
В комнате захохотали. Бек оторвался от айфона, посмотрел на Катю, растеряно потер подбородок и улыбнулся. Катя улыбнулась ему в ответ. На губах у нее снова стало солоно.
— А что, — сказала она, — за ним даже следить не надо. Он везде чекинится.
— Сдурела? — сказал рябой. — Еще раз такое ляпни и я подумаю, что ты на чужих работаешь.
Вечером Катя прогулялась к ресторану на Ланжероновской, нашла пиарщика за столиком на летней веранде, подошла и встала напротив. Он сидел один, уткнувшись в ноутбук, на скатерти перед ним белела полупустая суповая тарелка, обильно потели разноцветные бутылочки, и сам он потел не хуже бутылочек. Лицо у него оказалось рыхлое, как из плохо пропеченного теста. Имени его Катя не запомнила, но запомнила прозвище: Мизер.
— Не стой, счет мне принеси, — сказал он, не поднимая взгляд.
— Двадцать девять тысяч, — сказала Катя. — За три машины.
Мизер оторвался от ноутбука и посмотрел на нее.
— Вы там все неграмотные, да? — сказала Катя и бросила ему в недоеденый суп вчерашнюю листовку. — Две ошибки сделали.
Мизер откинулся на спинку стула, осмотрел Катю от кроссовок до шевелюры, и оскалился в два передних зуба.
— Только две? — сказал он. — То есть педермоты все же за Бекенштейна?
И зычно, с похрипываниями, загоготал.
Вернувшись домой Катя обнаружила, что Мизер прислал ей запрос в друзья и настрочил пару сообщений в личку, что-то насчет сгоревших машин. Она пролистала все не глядя, прочитав только последнее: «С чего ты вообще взяла, что это я?».
«А кто?» — написала Катя.
Она сходила в душ и покурила на кухне, а когда вернулась, то во входящих у нее лежало письмо от [email protected]. В письме были два имени и ссылки на профили вконтакте. Еще были номера телефонов и адреса — один на Балковой, в районе автовокзала, другой на Бабеля.
В профилях не оказалось фотографий, только результаты футбольных матчей, неумело выполненные иллюстрации с викингами, коловраты и треки каких-то скандинавских групп. В комментариях к последней записи некто Tor Irrigator матерно обещал автору разобраться с ним при встрече. «Встречайтесь побыстрей» — написала Катя ему в личку, скопировала туда же всё содержимое письма, и выключила телефон.
3
Ее перехватили вечером субботы, когда Катя вышла за сигаретами.
Появились перед ней из грязной «девятки», вдвоем, одновременно. Одного Катя видела в ролике — щупловатого, с жилистой шеей и расплывшимися на руках кляксами татуировок. Он схватил Катю за волосы, ударил виском о заднюю стойку и швырнул в салон, в промежуток между спинками и задней сидушкой, а сам заскочил следом и придавил ей подошвой между лопаток. Второй прыгнул на водительское сиденье, завел мотор, тут же врубил магнитолу, выкрутил громкость на полную, и рванул вперед.
Треки мало чем отличались друг от друга, горловой рев ходил вверх-вниз, лихорадило электрогитару, и Катю поначалу тоже крупно лихорадило, а потом у нее занемело в затылке и лихорадка прошла. Музыка загустела в желе и это желе мелко тряслось, мешало ей поднять веки, наполнило собой лобные пазухи, и все вокруг стало глухо, темно, невнятно. Пахло искусственной кожей, разогретой резиной, дешевым освежителем воздуха — таким же отец прыскал у себя в ниссане. Однажды она напросилась поехать с отцом в Черноморск, мгновенно уснула и проспала все на свете, и переезд через лиман, и дерево, похожее на двузубую вилку. На рынке в Черноморске отцу наполнили багажник небесно-голубыми пластиковыми контейнерами с крепежом, и вместо того, чтобы повернуть домой он повез Катю дальше, на юг, к Затоке, показать ей местечко, где море подмыло косу, в пол-языка заглотив недостроенную гостиницу, старые телеграфные столбы и водонапорную башню. Они оставили машину в тени дерева, поскучали немного на берегу, а когда вернулись, тень уже предательски накренилась, и обивка сиденья из искусственной кожи обожгла ее в подколенных ямочках — не больно, совсем не больно, а больно стало когда по телу пошли глухие толчки.
— Пап, перестань, — сказала Катя и очнулась.
Ее выбросили на обочину. С левой ступни пропал кроссовок. Катя долго, минут десять или пятнадцать искала его в темноте, наощупь — под руки попадались только гравий и степная трава. Она нашла его возле отбойника, рядом с указателем «М05», со стрелкой в сторону города. Тут Катя поняла, что у нее забрали набрюшник, который она взяла с собой в магазин, и вместе с ним — кошелек hello kitty, плеер, телефон и связку с ключами.
В город, к обгоревшей липе, она добралась пешком, еще до рассвета. Охранник узнал ее и пустил в штаб. Катя напилась воды из кулера, пошаталась бесцельно между шкафов, прилегла на диванчик и услышала, как на столе у рыжей знакомо гудит, откуда-то из вороха бумаг. Телефон она выудила из еженедельника. Аппарат оказался залочен, так что Катя посмотрела как на экран одна за другой выпрыгивают метки, с одним и тем же текстом: Beck sent you a message.
На седьмой день она отдыхала, а в понедельник позвонила Мизеру. Он молча выслушал, положил трубку и перезвонил только через пару дней. Они встретились еще один раз, Мизер дал ей пластиковый пакет с кошельком, плеером и ключами. Сумма в кошельке была та же, но купюры — другие.
— Кое-что для меня сделай, — сказал Мизер.
Катя подумала и сказала:
— Хорошо.
— Никому не трепись, что я тебе помог, — сказал Мизер. — Испортишь мне репутацию.
А выборы они проиграли. В ночь после голосования в окружной избирком явилась милиция, забрала мешки с бюллетенями, вместе с протоколами и председателем, куда-то увезла, а когда вернула назад, то бывший губернатор вел с приличным отрывом.
