Пятница первого апреля – зрительский день, которым завершится 13-й фестиваль документального кино Docudays. К этому событию мы, для начала, перечислили документальные фильмы, которые заставят вас полюбить этот жанр раз и навсегда, а сегодня публикуем серию блиц-интервью. Наши герои, тем или иным образом связавшие свою жизнь с документалистикой, рассказали нам о том, что смотреть, кем гордиться и почему документальное кино – это хорошая вакцина от фальши.
Марина Степанская, режиссёр
Режиссёр Марина Степанская окончила Киевский национальный университет кино и телевидения имени Карпенко-Карого, после чего занималась телевидением и театральной практикой. Работала с Ильей Хржановским и Валдис Оскарсдоттир, которая монтировала некоторые фильмы «Догмы». После появились её фильмы «Мужская работа» о сложном выборе 40-летнего юриста и «Каникулы» о растерянном человеке.
Зачем смотреть документальное кино?
Оно приближает к открытию загадки жизни. Документалистика может выявить что-то невидимое, каким-то образом проявить незримые вещи в жизни.
Как найти выход из морально-этических дилемм, которые неизбежно возникают при съёмке документального кино?
Каждый режиссёр, который берётся снимать, решает для себя эту проблему сам. Я на стороне тех режиссёров, которые участвуют в жизни своих героев. Самый вдохновляющий для меня пример – это фильм «Хлебный день» Сергея Дворцевого. Там есть момент, где бабушки толкают вагон с хлебом. После этих кадров все Сергею говорили: «Как вы могли это снимать и ни разу не помочь им?». На что он отвечал: «Мы с оператором, находясь там два месяца, каждый день ходили и толкали с ними вагон, перед тем как что-то снимать».
Каждый сам для себя решает: кто-то толкает вагон, а кто-то нет.
Нужна ли «жесть» в фильме – или подавать всё зрителю более деликатно?
А почему «жесть» – это неэтично? Для меня фальшь является куда большей жестью, чем отсутствие дистанции у камеры перед ужасом. Не существует условного корсета, который надеваешь на ту или иную тему, чтобы подать её людям, которым она не нужна. Честный взгляд – единственный выход и оружие документалиста, которым он завоёвывает зрителя.
Как личность режиссёра-документалиста влияет на результат фильма?
Мысль, которая меня в последнее время преследует, заключается в том, что документальное кино рассказывает не про объект, который снимает человек, а про его отношения с этим объектом. То есть ты, взяв в руки камеру, приближаешься и фиксируешь свои отношения. То, что ты решил показать, и есть художественная ценность истории, но и то, что ты решил не показывать, тоже говорит о тебе очень многое.
Кем в культуре документального кино украинцы могут гордиться?
Мне нравится документалистика Сергея Буковского и Кати Горностай. Все, кто сейчас на слуху, движутся в разных направлениях, но их всех объединяет одно – они честно пробуют разобраться.
Например, Лозница пытается докопаться до сути происходящего с помощью групповых портретов. Он не берёт одного человека, не следит за ним, не разбирается в течении его внутренней жизни. Это не мой режиссёр, он из параллельной вселенной, но именно поэтому мне всегда интересно смотреть на его работы: это концепт и интересная мысль – холодная, чёткая и математически просчитанная. Такую мысль интересно послушать, но задевает меня совершенно другое.
Какие качества отличают документалиста от режиссёра игрового кино? Может ли документалист снимать игровое кино – и наоборот?
Мой приятель Дима Сухолиткий-Собчук сказал, что документалистика – это хорошая вакцина от фальши. Марина Разбежкина рекомендует всем режиссёрам начинать с дока, потому что он учит тебя сначала видеть, а потом судить. Игровое кино создаётся в обратном процессе. Кто-то может перейти из одного способа в другой, кто-то нет. Мне гораздо меньше интересны художественные фильмы документалистов, потому что, придя на игровое поле, они всё равно пытаются использовать методы документалистики. Это неплохо, но результат вдруг оказывается меньше замысла.
Что посоветуете посмотреть из документального?
Фильм, который меня потряс – «Странные частицы» Дениса Клеблеева. Он как раз про то невидимое, что можно выявить с помощью камеры документалиста.
Опишите документальное кино одним словом.
Неожиданность.
Гоша Тихий, продюсер и журналист
Наш второй герой – Гоша Тихий, журналист-фрилансер, работает для немецкого телеканала ARD. Летом 2014 года он и его оператор Иван Любиш-Кирдей вырвались из окружения боевиков из «котла» в Иловайске Донецкой области. Документальный фильм «Смертоносная украинская война – Побег из Иловайска» снят Удо Лилишкис и Гошей Тихим, Иваном Любыш-Кирдеем и режиссёром монтажа Симоном Кваком. Команда задокументировала, как украинские бойцы попали в окружение в городе Иловайск и вели отчаянные кровопролитные бои под обстрелами противника.
Зачем смотреть документальное кино?
Кто-то смотрит, чтобы узнать что-то новое, а кто-то – ради развлечения. Зависит от человека.
Как найти выход из морально-этических дилемм, которые неизбежно возникают при съёмке документального кино?
Зачем находить выход? Задача автора – не сострадать герою, а показать зрителю, что происходит. Вот и всё. Не нужно усложнять это этическими вещами. Когда я делал документальное кино о войне, меня часто спрашивали: «А что вы будете делать, если кто-то ранен или умирает? Вы что, будете продолжать это снимать?». Люди предполагают, таким образом, что есть какой-то моральный выбор: мол, будешь ли ты цинично документировать происходящее или начнешь помогать. Это ложный вопрос, потому что в большинстве случаев с тобой рядом есть кто-то ещё, кто может помочь. А когда помочь больше некому, ты, конечно, выключаешь камеру.
В журналистике, например, существует одно из основных правил – помнить, что это работа. Если есть почему плакать, то не тебе во время съёмки, а зрителю во время просмотра. И сниматься это должно не ради того, чтобы слезу вышибить, а чтобы появилось сострадание. Поэтому не нужно предаваться эмоциям во время съёмок.
Нужна ли «жесть» в фильме – или подавать всё зрителю более деликатно?
Есть очень большая разница между тем, чтобы показывать реальность и пытаться ею шокировать. Я смотрел фильм «Другая сторона» (The Оther Side) Роберто Минервини, одна из историй которого посвящена инъекционному наркоману из Луизианы: во время просмотра ты меньше всего думаешь о том, что он – наркоман, потому что он интересен как человек. И всё это снято фантастически хорошо, как художественный фильм. Между «чернухой» и реальной жизнью есть грань. «Чернуха» – это когда зрителя превращают в посетителя зоопарка.
Как личность режиссёра-документалиста влияет на результат фильма?
Хорошие съёмки сами ведут режиссёра, они – часть его жизни, и абсурдно утверждать, что он в них не участвует лично. Вот, например, фильм Сергея Лозницы о Майдане: просто длинный кадр, в котором люди что-то делают. Я не знаю, какая идея в этом заложена. Наверное, что мы должны просто смотреть, поскольку не можем пока осмыслить произошедшее. Но это претенциозно и глупо. Вместо того, чтобы играть в «абсолютную отстранённость», лучше рискнуть и показать свой взгляд на вещи, и пусть кто-то будет с ним согласен, а кто-то – нет.
Кем в культуре документального кино украинцы могут гордиться?
Я смотрел фильм «Жива ватра» – очень хороший фильм. Сейчас уже есть, кем гордиться.
Какие качества отличают документалиста от режиссёра игрового кино? Может ли документалист снимать игровое кино – и наоборот?
Почему нет? Опыт документальных съёмок может быть преимуществом для режиссёра игрового кино, может добавить, как у Станиславского, «чувство правды и веру».
Что посоветуете посмотреть из документального?
Роберто Минервини.
Опишите документальное кино одним словом.
Жизнь.
Катя Горностай, режиссёр
Наконец, Катя Горностай, которая уже около 4 лет занимается документальным кино. Её короткометражка «Между нами» попала в программы МКФ «Молодость» и российского кинофестиваля «Киношок», а две киноновеллы вошли в фильм-открытие фестиваля Docudays «Евромайдан. Черновой монтаж».
Навіщо дивитися документальне кіно?
Варто дивитися хороше кіно, і не важливо – ігрове, чи документальне. Один з останніх фільмів, що вразив мене, от-от показали на Docudays. Він називається «Найменший, вперед!». Його автор плавав на гігантському вантажному судні, яке перевозить через океани пшеницю, і знімав. Там немає наративу – це фільм-відчуття. Автор хотів заглибити нас у рух цього човна, його окремих деталей і моря, просто передати це на чуттєвому рівні – змусити нас уявити смак солоного вітру, коли стоїш на палубі, а не дізнатися щось конкретне про роботу на такому човні. Ми півтори години пливемо цим кораблем, і це концентроване перебування в тій реальності, яка мені, пересічному глядачу, не доступна як власний життєвий досвід.
Як знайти вихід з морально-етичних дилем, які виникають при зйомках документального кіно?
Кожен вирішує сам, що і як він робить. Ця грань інакша в кожній новій ситуації. Приміром, у фільмі «Мілана» Мадіни Мустафіної є епізод, де один з батьків головної героїні замахується на неї арматурою. Деякі глядачі вважають, що треба було кинути камеру і піти захищати дівчинку. Але Мадіна продовжила знімати. В якомусь сенсі, цим вона навіть захистила дитину, бо, якби камери не було, без свідків могло статися щось страшніше.
Чи потрібна «жесть» у фільмі – або треба подавати все більш делікатно?
Це залежить. Вчора була прем’єра фільму «Десять секунд» Юлії Гонтарук про перші дні після обстрілу ГРАДами в Маріуполі. Перша новела в ньому знята одним з бійців української армії за п’ять хвилин після трагедії. Ми його очима впритул бачимо розбомблену школу та поранених і вбитих досить натуралістично. Але як інакше можна розказати цю історію, не показуючи, що там відбувалось? Мені здається, що цей фільм дуже важливий. Нам не переказують статистичну інформацію, вона і так всім відома – нас занурюють у стан афекту постраждалого міста та знайомлять – хоч і не близько, бо дуже швидко – з людьми, які от-от пережили це.
Як особистість режисера-документаліста впливає на результат фільму? Те, що він показує ту чи іншу проблему суспільства, частіше за все її не вирішує.
Вчора ходили на двогодинний фільм про Greenpeace (так і називається – «Як змінити світ»). На обговоренні людина в залі сказала режисерові: «В мене немає до вас питань. Можна я вас обійму?». Напевне, оце – саме той social impact, задля якого варто створювати кіно.
Але мені цікавіше у фільмах не те, як вони змінюють світ – мені цікаво дивитися крізь кіно на людину, яка його робить. Цікаво те, наскільки саме кіно подібне до режисера (якщо ми говоримо про авторське кіно). Приміром, «Дивні частинки» Дениса Клєблєєва – це фільм про нього тією ж мірою, що і про його героя, Костю-фізика.
Ким в культурі документального кіно українці можуть пишатися?
Хочеться сказати про сучасників кінопроцесу. Це, наприклад, Рома Бондарчук, Олександр Балагура, Валентин Васянович.
Які риси відрізняють документаліста від режисера ігрового кіно? Чи може документаліст зняти ігрове кіно – й навпаки?
Всі можуть усе. Різниця в методах роботи з реальністю. Документаліст не створює нових світів, а шукає драматургію у вже існуючих, в той час як ігровий режисер будує нову реальність з нуля. Думаю, ігровий режисер має бути надзвичайно вольовим, щоб підкорити собі обставини, а документаліст – більш ніжним, щоб не порушити природній плин ситуації і встигнути її зафіксувати.
Що порадите подивитись із документального кіно?
Раджу ходити на події Docudays, а також дивитися все українське кіно: і ігрове, і документальне, бо через зацікавлення його буде ще більше, і воно ставатиме кращим.
Опишіть документальне кіно одним словом.
Співпереживання.
Текст: Настя Калита
Фото: Сергей Васильев
