Национальный художественный музей Украины, или по-простому «музей со львами» – культурный стратегический объект, достояние республики. В его фондах хранится около 40000 экспонатов, которые рассказывают о нас и Украине нагляднее и точнее, чем противоречивые учебники истории – с помощью цвета, света, композиции, линии, формы. 18 мая, в Международный день музеев НХМУ «зажег» в прямом смысле: включили архитектурную подсветку здания с использованием передовых технологий светодизайна, подаренную общественным объединением New Vision Production. Теперь музей подсвечивается разными цветами анфас и в профиль, и портик, и львы видны с Европейской площади как на ладони.
Каждый раз, поднимаясь по ступеням к зданию, напоминающему древнегреческий храм с портиком и колоннами, здороваясь со львами, созданными в киевской мастерской итальянца Элиа Саля, приветствуя первого директора музея Николая Биляшивского, который остался памятником возле музея, я чувствую беспричинное счастье. Но когда попадаешь в музей со служебного входа, понимаешь, что у счастья музейных сотрудников – другие краски. Чтобы зайти со стороны «алтаря», нужно сказать пароль охраннику, потому что музей – режимный объект. Сегодня пароль – имя пиарщицы НХМУ Олены Гончарук, с ее помощью открываются многие двери. Первая – в отдел фондов, через который проходят все экспонаты, попадающие в музей: здесь им делают «паспорта», экспертизу, вносят в реестры, ставят на учет. Например, сотрудники отдела описывали предметы из дома Виктора Януковича в Межигорье, которые после выставки в НХМУ находятся на временном хранении в музее.
В кабинете сотрудниц отдела фондов висят работы Анатоля Петрицкого и ученика Татьяны Яблонской Алексея Захарчука – его жена Алла Васильевна долгое время работала в музее главным хранителем. Значительную часть комнаты занимает картотека, в которой сохраняются и послевоенные учетные карточки «объектов», и современные бланки – электронный каталог пока на этапе тестирования.
Заведующая отделом Анна Вивчар работает в музее 30 лет, занимается проверкой фондов (их в музее пять – иконы, скульптуры, ХIХ века, ХХ века и графики), сопроводительными документами экспонатов на выставки, во временное пользование – например, сейчас в Администрации Президента «в аренде» находится 30 работ из фондов НХМУ, а в Кабмине – три. От нее я узнала, что экспертиза на вывоз работы за границу стоит 150 грн., а установление и подтверждение авторства – 300. Теперь знаю, кому показать старую икону, купленную в прошлом году на Сорочинской ярмарке – ведь такую экспертизу может заказать любой человек.
Рядом с отделом фондов – кабинет главного хранителя Юлии Литвинец, которая уже полгода исполняет обязанности директора музея: у предыдущего директора Марии Задорожной закончился контракт, а конкурс на нового объявили буквально несколько дней назад. Эти кабинеты когда-то были квартирой первого директора музея Николая Биляшивского – в проекте здания предусматривалось жилье для руководителей, – а там, где сейчас находится фонд графики, жил Даниил Щербакивский, первый заведующий историко-бытовым отделом музея. В рабочем кабинете Юлии Литвинец стоят негабаритные экспонаты – антикварный стол, шкаф из поместья меценатов и коллекционеров Тарновских, на стене – гобелен, вытканный по эскизу Олэксы Грищенко. За каждый предмет искусства в своем кабинете сотрудники несут материальную ответственность.
Юлия берет связку ключей, и мы идем в святая святых каждого музея – в фонды; сюда может входить только заведующий отделом, хранитель и, если возникает необходимость, комиссия; искусствоведов и исследователей со стороны пускают неохотно. «Самый опасный человек – сотрудник фондов, которые имеет злые намерения, – отвечает Юлия на мои расспросы о возможности хищения. – Его трудно вычислить и проконтролировать. Главный хранитель не может ходить за каждым, для этого у нас есть акты сверки наличия экспонатов, которые делает комиссия. Во всяком случае, так можно определить, в какой период пропала работа, и строить догадки, где ее искать. У нас есть камеры видеонаблюдения, будь моя воля, я бы поставила их везде, но есть неприкосновенность частной жизни и ограниченные средства».
На подступах к одному из двух фондов ХХ–ХХI века в коридоре лежит скульптурный «бой» – руки, ноги, фрагменты туловищ и голов скульптур, не представляющих художественной и исторической ценности. «Это мы отсюда вывезем», – обещает госпожа Литвинец. Она стала главным хранителем музея в 2004 году и постепенно превратила захламленные помещения фондов в упорядоченный и понятный мир искусства. Это сложно сделать не только из-за постоянной экономности музейного бытия; есть причина банальная, но существенная – научные сотрудники музея в большинстве своем женщины, а выносить тяжелые ящики, обязательные на случай эвакуации, или разматывать полотна, накрученные на валы, – работа для крепких мужчин. «В 2006 году, когда директор ушел в отпуск, я подговорила нескольких мужчин, и они вынесли из фондового помещения старые ящики, в которых работы привезли из эвакуации из Уфы после Второй мировой войны, – говорит Юлия. – Такие ящики обязательно должны быть в музее, как и список работ, подлежащих эвакуации в первую очередь, но у музея уже есть новые контейнеры, старые же съедали пространство и не выполняли никакой функции».
Теперь в помещении просторно и светло – побеленные кирпичные стены, белые стеллажи с антикоррозийным покрытием, на которых стоят картины в рамах. Это вертикальное хранение; есть горизонтальное – полотна отдыхают в выдвижных ящиках, переложенные микалентной бумагой, есть хранение на валах – полотна сшиваются, накручиваются на большие валы и каждый слой тоже перекладывается бумагой. Графика хранится в папках. В 2013 году по инициативе отдела ХХ–ХХI века в музее ввели новую категорию хранения – ММ, mixed media, то есть не живопись, графика или скульптура, а инсталляции, документация проектов, видео. Пока таких работ немного.
Для хранилища важно, чтобы не было резких скачков температуры и влажности – не более 2 градусов температуры и 5% влажности за сутки. Оптимальный режим для произведений искусства: температура – 17–19°, влажность – 50–55%. Музей оснащен современным климатическим оборудованием, но старый нерабочий психрометр (прибор для измерения влажности и температуры воздуха) в одном из фондовых помещений висит как раритет. «Во-первых, это красиво», – улыбается Юлия.
Главное в хранилище – не забывать записывать, куда переместили ту или иную работу, где она находится. Пропажа работы – это криминальная ответственность. Была история: 10 лет в музее искали два полотна, согласно записям, они должны висеть на щите, а их там нет. Ответственного за фонд хранителя сняли с хранения, лишили премии, сообщили в Министерство культуры, – а потом работы нашлись: они были сняты с подрамников и сложены в папки, но это нигде не отметили.
Юлия жестом фокусника выуживает из стеллажа работу Василия Хмелько, потом Анатолия Петрицкого, Неонилы Гриценко, ученицы Виктора Пальмова – вот они, шедевры, рукой подать. Как говорит заместитель директора по выставочной работе и международным связям Юлия Ваганова (с 1 июля Юлия ушла на другую работу — ред.), в напряжении между тобой и произведением существует магия: «Первое мое сильное переживание после прихода в музей было связано с подготовкой плащаницы к выставке, и я смогла впервые в жизни прикоснуться к музейному объекту. Обычно переживания случаются в тот момент, когда тебе очень хочется коснуться произведения, но ты не можешь этого сделать, – в этом и смысл. Однажды на выставке в галерее я позволила себе прикоснуться к одной работе, но когда касаешься – магия исчезает, сделал запретный шаг и что-то уже не так. — Значит, в этом напряжении и есть смысл».
Заведующий фондом графики Даниил Никитин говорит, что работа непосредственно с произведениями меняет сознание: «Исследователей интересует то, что изображено на лицевой стороне работы, а для хранителей самая важная и интересная – обратная сторона: какие номера там записаны, какие обозначения, по ним ты читаешь историю произведения. В этой работе есть немного мистики: мало того, что все произведения кем-то созданы, в них есть какая-то энергетика, и бывает так, что накануне юбилея художник как будто тебя подталкивает к тому, чтобы открыть папку с его работами – у меня было много таких случайных неслучайностей». В хранилище у Даниила – 14000 графических работ, то есть созданных на бумаге: акварель, рисунок, тиражная графика. Тут и Шевченко, и Нарбут, и Касиян, и «Апостол» Ивана Федорова 1574 года. Графику не выставляют в постоянной экспозиции – она хрупкая, боится света, перепада температур, поэтому может рассчитывать только на выставки.
Из помещения фонда графики направляемся к реставраторам: посреди комнаты несколько составленных столов, над которыми свет как в операционной. В работе – большая икона, реставратор Тамара говорит, что ее реставрируют полгода, снимают верхний слой, чтобы открыть более ранний. Реставраторы следят за состоянием работ в хранилищах и в экспозиции, придают картинам, иконам, полихромной резьбе экспозиционный вид. «Задание реставратора – не сделать так, чтобы зритель не видел разницу, где реставрация, где нет; наоборот, мы показываем границу, края реставрации. Важно, чтобы у зрителя была целостность восприятия». Золотое правило реставрации – все процессы должны быть обратимыми, поэтому в работе специалисты используют, например, натуральный осетровый клей, а не ПВА. В музее работает 5 реставраторов; считается, что у них вредная работа, за которую они получают талоны на молоко и дополнительные дни к отпуску.
По коридорам с низкими потолками идем в отдел ХІХ века, к Ольге Борисовне Жбанковой, которая сейчас одна отвечает за весь период до 1917-го года. Ее кабинет украшен плакатами к выставкам, которые она сделала. Последнюю – «Линия украинского модерна» – мало кто видел, потому что ее открытие совпало с началом Майдана, когда музей оказался в осаде. Во время Майдана сотрудники размонтировали экспозицию на случай эвакуации, и только через два года вновь открыли постоянную экспозицию на первом этаже – древнее искусство и ХІХ век. Первой ее увидела жена премьер-министра Турции. Сейчас научные сотрудники разрабатывают новую концепцию экспозиции второго этажа, который на 2 месяца заполнила выставка современного искусства 9 стран – «Идентичность. За завесой неопределенности». «У меня на это свой взгляд, – говорит Ольга Борисовна, – я считаю, что не нужно под выставки снимать экспозицию. Потому что постоянные зрители, которые приходят посмотреть на произведения Васильковского или Левченко, не видя их, не смотрят выставки, а разворачиваются и уходят. Музей должен иметь постоянную экспозицию, чтобы иностранцы могли увидеть в музее историю нашего искусства, –ведь мы единственный в стране музей, который в таком объеме показывает украинское искусство». В коллективе каждый имеет свою точку зрения и закаленный в научных диспутах характер.
«Между музеем и миром нет толстых стен, – говорит заведующая отделом искусства ХХ–ХХІ века Оксана Баршинова. – Внутри музея ведутся дискуссии и споры, есть люди, которые спрашивают, нужно ли в традиционном музее современное искусство, если да, то в какой форме? И есть люди, которые однозначно за, – они считают, что современное искусство может быть средством модернизации музея. Но эти дискуссии происходят и на Западе. У нас мало площадок для показа традиционного искусства, наши зрители сейчас захотели изучать историю украинского искусства, и мы должны объяснить им, почему мы представляем и современное искусство тоже».
Оксана Баршинова рассказывает, что в новую экспозицию второго этажа будут включены все главные направления и художники ХХ века, в том числе и работы «Парижской коммуны», и «Живописного заповедника». Ранее история украинского искусства заканчивалась на советском периоде. «Мы отказываемся от монографического принципа – не будет отдельных залов Мурашко, Федора Кричевского, бойчукистов – в пользу этапного: новейшие течения 1910–1920-х годов, реализм и т.д. Также мы будем делать большие выставки, ближайшие – в 2017 году к юбилею Татьяны Яблонской и ретроспективу Анатолия Петрицкого».
Музей живет «двойной жизнью». Видимая ее часть, для публики – выставки, лекции, экскурсии, детские программы. Невидимая, внутренняя, научная и хозяйственная – на минус первом этаже, в небольших, уставленных книгами кабинетах, украшенных произведениями искусства. Здесь все время случаются открытия и перепрочтения, инсайты вперемешку со скрупулезной исследовательской работой. В этом году в музей позвонила женщина и подарила одну из ранних работ хрестоматийного украинского пейзажиста Владимира Орловского, написанную в Воронцовском дворце. Или меценат Олег Дегтяренко купил и подарил музею одну из ранних работ серии «Карты» современного художника Юрия Соломко. Случается, картины, как подкидышей, находят под дверью музея.
На фоне военных действий и политических сломов люди активнее стали интересоваться национальным искусством и его историей, а музей «в нагрузку» предлагает сложные вопросы и новые смыслы. Опция «созерцание» в современном музее – только одна их многих. «Музей – не про выставки, – говорит Юлия Ваганова. – Музей о коллекции и о смыслах».
Фотографы: Евгений Генсюровский и Игорь Тишенко
