Я определяю себя как американца, потому что это мое единственное гражданство и мой дом здесь. Мой подход к драматургии, книгам, сценариям и статьям был всегда проинформирован американскими образцами и ценностями. Именно поэтому новый проект – сериал «Оптимисты» – интересный вызов для меня. Это история известных и в Америке, и в России событий холодной войны, но рассказанная с советской стороны, увиденная российскими глазами.
Сериальное телевидение – вещь, в которой нужен идеальный баланс между знанием того, какую историю ты хочешь рассказать, и желанием дать этой истории тебя немножко удивить. Если ты изначально знаешь абсолютно всё, то ты не снимаешь сериал – ты снимаешь многосерийный фильм.
«Оптимисты» могут понравиться или не понравиться людям, но у меня нет роскоши говорить, что кто-то сделал его не так или мысль была не донесена, потому что он — ровно все, чем он мог бы быть.
Практически все мои сценарии как-то связаны с жизнью между двумя культурами. И «Лондонград» про россиян в Лондоне, и невышедший сериал «Рашкин» про американцев в Москве, и собственно «Оптимисты» – про молодых людей, которые оказались между Востоком и Западом и психологически, и интеллектуально.
Новый роман я писать не собираюсь, потому что заниматься придумыванием с нуля мне гораздо комфортнее в формате сценария.
Когда ты начинаешь амбициозную историю и сам понятия не имеешь, куда она приведёт, то получается сериал «Остаться в живых» – 120 часов моей жизни, которые я никогда себе не верну. До сих пор зол на создателей этого сериала, что они затащили нас в эту кроличью нору без какого-либо понимания, что за историю они рассказывают.
Основное влияние в 13-14 лет на меня оказал Василий Аксенов. Если бы в 1980-х годах в журнале «Юность» я не перечитывал по частям роман «Остров Крым», то думаю, сейчас был бы совсем другим человеком. Возможно, мой интерес к шестидесятнической эстетике как-то связан с моим юношеским преклонением перед Аксеновым.
У меня есть кумиры, в которых я влюбляюсь и начинаю исследовать все про их жизнь. Их трудно назвать примерами, потому что зачастую это люди, которые занимаются не тем, чем занимаюсь я. Но именно они становятся ролевыми моделями: Орсон Уэллс, Майкл Стайп, Люк Хейнс или вообще Тина Фей.
Сериал «Во все тяжкие» – вдобавок к таким очевидным вещам, как очень хорошо закрученный сюжет, удачно найденный мир, великолепная актерская игра почти всех занятых в этом сериале актеров, – имеет в себе идеальное сочетание продуманности всей истории и способности по пути найти достаточное количество таких укромных уголков, которые фильм, например, не мог бы отыскать.
Когда ты просишь человека отдать 2 часа своего времени фильма или 10-13 часов телесериалу, у тебя более жесткие обязанности перед ним. Его нужно структурированно развлекать. В отличие от книги, которую он может читать отрывками, здесь ты усаживаешь зрителя в темную комнату и еще и не хочешь, чтобы он смотрел в телефон.
Сценарное повествование должно идти по другим правилам, нежели книжное. Оно не может быть дробным и не может зависать на каких-то определенных моментах.
В кино и телевидении самое главное – это сопереживание зрителя герою. В книге этого может не быть вообще, а в кино, на мой взгляд, какой бы артхаус ты ни творил, без сопереживания главному герою у тебя ничего не получится. Это должно выражаться именно в структуре, потому что довольно быстро и четко ты должен дать зрителю ответ на вопрос, почему это достойно его времени.
Для меня любовь – это неспособность отличить, где заканчиваются твои интересы и начинаются интересы другого человека. И под интересами я имею в виду не хобби, а цели, мотивации и переживания. Любовь – радикальная эмпатия.
Мне присущи адски разрывающие душу сомнения в чем-то, что случится вот-вот, но не присущ стыд за что-либо, что осталось в прошлом.
Моя американская музыкальная карьера, которая совершенно не сложилась, – это жуткий, не закрытый для меня гештальт. Четыре года я занимался в основном музыкой, моя группа дала сотни концертов, выпустила два альбома, ездила в турне. Моя вторая повесть «Чёс» – она как раз об этом.
Хороший рецепт, чтобы потом не жалеть ни о чем, – делать все возможное, что в твоих силах.
Я огромный фанат дуэта сценаристов Скотта Александра и Ларри Карашевски (авторы фильмов «Эд Вуд», «Народ против Ларри Флинта», «Человек на Луне» и сериала «Американская история преступлений» – ред.). Они для меня являются ролевыми моделями в том, как работать с документальным материалом и вытаскивать и юмор, и человеческую драму.
Мне кажется, я вовремя ушел из журналистики, потому что не вижу особого будущего в ней. Особенно в глянцевой журналистике, которая в худшем случае превратилась в обслуживание рекламодателей в ущерб интересам читателей, а в лучшем – просто индифферентна к интересам читателей.
Последнее, что миру нужно в 2017 году, – это колумнисты или эссеисты.
Лет через 10 редакцию lifestyle-журнала невозможно будет отличить от креативного агентства, работающего с корпоративными клиентами.
Последний раз я держал глянец в руках, когда мне приносили на подпись сигнальные образцы GQ. И даже тогда я не понимал, зачем эта хрень выходит на бумаге.
Глянцевый журнал как ежемесячная вещь в вашем почтовом ящике, которая рассказывает вам написанными два или три месяца назад словами о том, что носить или что делать в этом месяце, – это чудовищный анахронизм, который поддерживают на искусственном дыхании только рекламодатели.
Идеальное интервью – интервью, которое идет не так, слетает с задуманного плана и уходит в каком-то жутком направлении, в котором оба человека в конце концов произносят вещи, которые они не планировали произнести.
Текст: Настя Калита
Фотограф: Педро Педрейра
Продюсер: Аня Баздрева