Жизнь литературного классика Александра Александровича Блока была коротка и наполнена множеством исторических потрясений. Поэт застал две революции, войну и даже поддержал большевиков, за что в итоге и поплатился. Добавьте сюда смерть ребенка — и станет ясно, почему практически все творчество поэта пропитано грустью. Иногда очень легкой и меланхоличной, иногда тяжеловесной и всепоглощающей.
Так что с уверенностью можно сказать, что грустить Блок умел и всячески это демонстрировал. Возможно, потому, что страшно не любил заграницу, но постоянно ездил во Францию и Нидерланды, регулярно высказывая собственное “фе“. Если и вам захочется предаться этой эмоции за бокалом вина (независимо от страны за окном), то лучше делать это профессионально и красиво. Как Александр Александрович.
Ночь тёплая одела острова.
Взошла луна. Весна вернулась.
Печаль светла. Душа моя жива.
И вечная холодная Нева
У ног сурово колыхнулась.
Ты, счастие! Ты, радость прежних лет!
Весна моей мечты далекой!
За годом год… Всё резче тёмный след,
И там, где мне сиял когда-то свет,
Всё гуще мрак… Во мраке — одиноко —
Иду — иду — душа опять жива,
Опять весна одела острова.
***
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
***
Есть лучше и хуже меня,
И много людей и богов,
И в каждом — метанье огня,
И в каждом — печаль облаков.
И каждый другого зажжет
И снова потушит костер,
И каждый печально вздохнет,
Взглянувши другому во взор…
***
Как мучительно думать о счастье былом,
Невозвратном, но ярком когда-то,
Что туманная вечность холодным крылом
Унесла, унесла безвозвратно.
***
И чего в этой хижине тесной
Я, бедняк обездоленный, жду,
Повторяя напев неизвестный
В соловьином звенящем саду?
Не доносятся жизни проклятья
В этот сад, обнесенный стеной,
В синем сумраке белое платье
За решеткой мелькает резной.
***
Всё бытие и сущее согласно
В великой, непрестанной тишине.
Смотри туда участно, безучастно,—
Мне всё равно — вселенная во мне.
Я чувствую, и верую, и знаю,
Сочувствием провидца не прельстишь.
Я сам в себе с избытком заключаю
Все те огни, какими ты горишь.
Но больше нет ни слабости, ни силы,
Прошедшее, грядущее — во мне.
Всё бытие и сущее застыло
В великой, неизменной тишине.
Я здесь в конце, исполненный прозренья,
Я перешел граничную черту.
Я только жду условного виденья,
Чтоб отлететь в иную пустоту.
***
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.