О жертвах домашнего насилия я не посмотрела ни одной передачи и не дочитала до конца ни одной статьи. Почему? У меня это никогда не вызывало интереса. Бывает так, что смотришь передачу о бездомных животных или детях-сиротах, и у тебя внутри там что-то срабатывает, ёкает. Потому что бездомных собак и голодных попрошаек ты видишь на улице каждый день. Но, пока какое-то явление не пройдет возле тебя совсем близко, тебе наплевать. Оно как бы и не существует вовсе. На прошлых выходных я познакомилась с Олей. Оля живет в аду, о котором свободно рассказывает и ничего не скрывает. И если бы мне еще неделю назад сказали, что я буду писать материал на эту тему, я бы вряд ли поверила. Еще неделю назад домашнее насилие существовало для меня в параллельном мире.
Оля приехала к нам в гости в загородный дом с семилетней дочкой. Они обе производили впечатление двух загнанных зверьков. Оля практически не разговаривала, а дочка в конце вечера, когда почти все разошлись по домам, шепотом спросила, можно ли ей взять конфету со стола. Привезла их жена моего старшего брата, с которой они дружат со школы: «Познакомила Олю на свою голову с этим дебилом, испортила ей всю жизнь. Думала, у них всё несерьезно, погуляют и разбегутся, откуда же я знала, что он решит на ней жениться?». Олиного мужа Вову отдаленно знают мой муж и брат, по воскресеньям они вместе играют в футбол. О Вове все общие знакомые говорят примерно одинаково: «Он вроде ровный мужик, правда, придурковатый». Последнее слово в оригинале звучит иначе, оно имеет более грубую форму, которая характеризует людей неуравновешенных и непредсказуемых. Тех самых, которые могут избить пешехода просто потому, что у него странная прическа или слишком узкие штаны.
Весь вечер Оля не спускала глаз с настенных часов, в 21:00 им с дочкой нужно быть дома: «Если опоздаю – закопает». Выпив полбутылки вина, Оля немного расслабилась и начала рассказывать о своей жизни. Ей 29 лет, по образованию она биолог, закончила три курса, после чего ушла в декрет. Работает Оля в какой-то лаборатории, куда ее по загадочному «блату» устроил Вовин родственник, чтобы та всегда была под присмотром. Что конкретно она делает на своей работе — объяснить толком не могла. Якобы собирает информацию и пишет научные статьи. Зарплата 1800 гривен, говорит, работа интересная, ей нравится, но платят слишком мало. Если проучится еще два года и получит какую-то степень, зарплату поднимут на 400 гривен. У Оли зазвонил телефон, она подняла трубку, из нее ко мне на другой конец стола доносился бесконечный поток мата и оскорблений. Закончился диалог на фразе: «Если в девять ты не будешь дома, я тебя, мразь, прикончу». Я не выдержала, и всё-таки задала Оле очевидный вопрос: «Зачем ты с ним живешь?!». Оля ответила: «Ну, а кому я нужна? Да, все знают, что я живу с человеком, который не достоин называться мужчиной. Вообще-то, он меня не бьет, ударил только раз, когда я без спроса пригласила домой одноклассницу. При любом удобном случае Вова напоминает, что я ничтожество, и, если бы он не подобрал меня в кафе восемь лет назад, я бы там до сих пор так и сидела, трахалась бы с мужиками за тирамису и шампанское». Мне казалось, что из моих ушей вот-вот польется кровь. В 20:30 мы отправили Олю домой. Иначе, Вова её закопает. Если не физически, то морально.
Естественно, после этой встречи я всю ночь думала о таких, как Оля. Даже в моем окружении есть женщины, которые являются жертвами бытового насилия. Не всегда масштабного — чаще такого себе мини-насилия в пределах собственной спальни. Эту жизнь они организовали себе сами, согласившись на унизительные отношения. Есть приятельница Юля, она пять лет живет с кавказцем, который во время секса обзывает её шлюхой и бьет по лицу. Это доставляет ему удовольствие. Юля ненавидит это процесс все пять лет, но молчит, терпит. Боится, что если что-то скажет, то он уйдет к другой, которой такой секс нравится. Есть Люда, парень которой напивается, и пишет ей смс: «Если я узнаю, что ты виделась с Антоном, я вырежу твою матку и выброшу её собакам. А твою мать задушу». Люда оправдывает его тем, что он просто пишет гадости, но на деле никакой угрозы из себя не представляет, а иногда даже не помнит, что что-то подобное писал: «В целом, парень-то он неплохой», — говорит Люда. И правда — самый лучший. На прикроватной тумбочке у Люды стоит шкатулка, а в ней спрятан газовый баллончик. На тот случай, если однажды ее бойфренд всё же перейдет от слов к действиям. Теперь только осталось родить от него ребенка, чтобы уж наверняка навсегда привязать к себе такого удивительного, интеллигентного человека, который угрозами держит в напряжении всю семью.
Спустя несколько дней я снова встретилась с женой брата, той самой, которая привезла к нам Олю. За неделю у меня в голове уже появилось куча идей, как вытащить Олю из её ада:
— Давай найдем ей нормальную работу. Давай устроим к тебе – ты же как раз искала человека на свое место. На левом берегу можно недорого снять квартиру, на крайний случай комнату…
— Да угомонись ты! Оле не нужна ничья помощь. Ей не нужна другая работа или квартира. Она единственная дочь в семье, у Оли состоятельные родители. Я знаю их сто лет. Они помогут с жильем и дадут денег по первой же просьбе. Она сама не хочет уходить от Вовы. Оля искренне верит в то, что если бы не он, она бы по-прежнему сидела в кафе «Причал» и ждала своей порции перемен.
Когда дело касается насилия, я ненавижу формулировки «сама виновата» или «сама спровоцировала», но после знакомства с Олей я поняла, что страх – это выбор. Я не знаю, как помочь Оле. Я не знаю, действительно ли весь ад их с Вовой отношений ограничивается словесными порабощениями. Но мне хочется верить в то, что уж если так, то он действительно поднимал на нее руку только раз, за несанкционированное приглашение одноклассницы в дом. Что, скорее всего, конечно же, неправда. Я не знаю, какими словами помочь любой другой женщине, которая терпит ежедневные унижения и убеждает себя в том, что лучшего она не заслуживает. Но больше всего меня беспокоит вопрос – насколько сильно родители должны любить девочку, чтобы ни один урод в 17 лет в каком-нибудь кафе не смог ей внушить, что любовь и страх могут существовать вместе? В одном доме, в одной постели, в одном человеке.
