Чувствую себя старым советским диссидентом.
Россия — страна малоуправляемая, плохо управляемая, бездарно управляемая. С экономикой — лажа. Поэтому возникают центростремительные тенденции. А власти это на руку.
В России все политики или совсем трусы, или на полусогнутых.
Народного бунта у нас не будет, поскольку русские люди слишком пьяненькие, слишком апатичные.
Я не принадлежу ни к одной партии, ни к одному движению, я сам по себе.
У Бориса Николаевича Ельцина все же были некоторые «священные коровы» — свобода слова, например. То, что я критиковал тогдашнюю российскую власть, на моей карьере никак не сказалось, карьера росла как на дрожжах.
В начале 80-х, когда у меня начались неприятности, одна добрая американская девушка специально приехала в Россию, чтобы сочетаться со мной фиктивным браком и вывезти в Америку. Но я девчонку подвел, к сожалению. Сказал, что мне и тут весело.
Меня часто называют либералом, но сам я себя либералом не считаю. И Егора Гайдара я считаю преступником, и весь ельцинский строй я тоже считаю крайне несимпатичным. Вот вы попробуйте сказать это нашим либералам, которые из Гайдара какого-то божка слепили.
Что касается смены власти, то думаю, что скоро это произойдет. По той простой причине, что происходящее в России никому не нравится. Как нашей элите жить без воровства? Это невозможно. Их личные самолеты ржавеют во Внуково. Яхты прикованы к Лазурном Берегу. Детей и жен требуют отозвать из Лондона, чтобы были в России под рукой, поскольку это непатриотично.
Раньше прослушивание музыки было священнодействием. Мы собирались на квартирах, чтобы послушать пластинки, отношение к этому было практически религиозным.
Я не думаю, что мода — это модно, по крайней мере судя по тому, как люди одеваются. Ничего интересного в современной одежде я не наблюдаю.
Про рок восьмидесятых можно было сказать, что это был протестный рок. Про рок десятых сказать этого невозможно. В то время рок, с одной стороны, был гораздо более востребован, чем сейчас, с другой стороны, он был монолитным. А сейчас рок естественным образом раздробился на миллион направлений.
К группе «Ленинград» у меня кисло-сладкое отношение. Их творчество, как и личность Сережи Шнурова, с которым я очень хорошо знаком, вызывает у меня странное чувство – смесь восторга и омерзения.
Мне не нравится эта жлобская позиция: ты говно — и я говно, я резиновый мужик, ты резиновая баба, любви нет, да и не надо нам любви.
Музыка группы «Океан Эльзы» – эдакая смесь рока с итальянской эстрадой. Творческие люди в целом немного замысловатее других людей.
Главное музыкальное горе — это смерть Дэвида Боуи. Пожалуй, смерть ни одного музыканта я не переживал так болезненно, как смерть Боуи. Для меня это сравнимо разве что с потерей Александра Башлачева или Виктора Цоя.
Меня дико раздражает голос Тома Йорка. Я вообще не люблю эти писклявые мужские голоса и английские сопли. Мне нравятся Ник Кейв, Леонард Коэн, Джеймс Браун.
Сегодня к музыке относятся поверхностно. Ее слушают между делом, в наушниках, при этом одновременно набирая SMS, или болтая по телефону.
Сейчас у меня небольшая, но очень счастливая семья. Я не ищу иных вариантов, потому что я успокоился и мне очень комфортно.
Я был женат четыре раза и всякий раз, кроме последнего, женился, потому что девушкам этого хотелось.
От музыки я никогда не плакал. Мне доводилось плакать от кинофильмов. Помню, например, когда я впервые увидел «Небо над Берлином» Вендерса, то как-то даже всплакнул, причем не от грусти, а от трогательности происходящего на экране.
Я всегда жил так, как мне хотелось и так, как мне нравилось.
