«У меня есть теория, что Киев – это город для сумасшедших людей, – уверяет Катя Зубарева, сооснователь бренда Sleeper. – Я могу за три минуты показать всем, кто приезжает сюда, вещи, которых не увидеть больше нигде». Катя тут же иллюстрирует это заявление, указывая пальцем на дом: в нем все выглядит довольно обыденно за тем исключением, что на втором этаже находятся двери, которые выходят сразу на улицу. «Это мой любимый подольский жанр: я его называю «Выход есть всегда», – добавляет Катя.
Мы стоим посреди небольшого дворика по адресу Нижний вал, 33г; сюда мы зашли, чтобы посмотреть на помещение бывшей благотворительной организации, которая называлась «Капля молока». Катя рассказывает, что это была международная еврейская ассоциация, которая бесплатно давала молоко кормящим мамам. Окно, раньше принадлежавшее «Капле молока», узнать легко: оно забито старыми досками, формирующими звезду Давида. Подобных мелочей на Подоле полно; Катя говорит, в Киеве не может быть такого, чтобы ты шел по улице, и ничего не происходило – и на Подоле особенно.
«Раньше Подол был социально сегрегирован, – рассказывает Зубарева, когда мы выходим на Валы. – Вот тут, где мы сейчас стоим, проходила черта отчуждения, за которой жили евреи. Они не получали высшего образования и занимались преимущественно черной работой: были ремесленниками, сапожниками, парикмахерами».
С другой стороны жили только богатые люди и зажиточные евреи, которым в личном порядке давали разрешение построить там дом. А то, что находилось со стороны Нижнего Вала, называлось «жить за канавой». «Ты смотрела «За двумя зайцами»? – спрашивает Катя. – Помнишь, там про Голохвастова говорили: «Так он же за канавой живет»? Так вот, это отсюда».
Мы отправляемся на Константиновскую улицу, где Катя жила на протяжении трех лет. «Раньше на Подоле обитал человек по фамилии Розенберг, богатый еврей. Он очень многое делал для того, чтобы развивать еврейскую культуру. Здесь, на перекрестке с Ярославской, находился отель «Сион», а дальше по улице – дом самого Розенберга». На углу улицы раньше был молебный дом для иудеев – его построили в то время, когда синагоги были запрещены. Дальше от него находилась ешива, школа для бедных еврейских мальчиков, а еще дальше – гимназия для мальчиков и девочек: и все это построил Розенберг.
«Еще этот дом примечателен тем, что тут на втором этаже живет проститутка, – продолжает Катя. – Я ее обожаю! Она уже взрослая, ей за 40, она зрелая развратная женщина: могла поставить ногу на парапет и подтягивать чулок. А еще у нее шикарная черная собака по имени Варя, которую каждое утро выгуливали разные мужчины».
Мы идем в сторону Щекавицкой; там находится синагога, которую построил уже небезызвестный Розенберг, и построил довольно хитрым образом. Поначалу он купил землю и нанял архитектора по фамилии Гордеев из Московской архитектурной академии; тот создал проект дома, который утвердили с генерал-губернатором как особняк в мавританском стиле, поскольку на дворе все еще стояли времена, когда строить синагоги было нельзя. После того, как здание было возведено, Розенберг вернулся к губернатору и сообщил ему, что передумал и теперь хочет синагогу – а с уже построенным зданием он, по большому счету, имел право делать все, что хотел. После этого возле синагоги появилось еще два здания: центр по изучению юдаики и отель.
Общественный центр построил продюсер Александр Роднянский: он решил посвятить его своей матери, Ларисе Зиновьевне Роднянской, женщине, очень повлиявшей на культурную жизнь Киева 80-х годов. «Все киевские студенты очень хотели смотреть европейское кино, – говорит Зубарева. – Но тогда это было запрещено. Мать Роднянского снимала зал в киностудии имени Довженко и уверяла, что планирует показать лишь фрагменты фильмов, например, Феллини. Но в итоге она вырезала только первую часть титров, до названия, и полностью показывала кино. Вот за это ее и любили».
Еще на Подоле находится первая в Киеве дренажная система, архитектором которой выступил Городецкий. «Эта система отвечала за всю санитарную часть Подола. До этого все отходы сливали в Днепр, откуда люди брали воду – и это вызвало эпидемию чумы. Проблему решили именно с помощью этой новой системы», – рассказывает Катя.
«Смотри, вот еще ухтышка! Не видишь? – Катя указывает на стену дома, расположенного на углу Туровской улицы. – Это компас. Здесь недалеко речной вокзал, и дома в этом районе раздавались морякам киевского речвокзала. Эта квартира принадлежала какому-то капитану – видимо, очень уважаемому. И, в знак большого почтения, возле его квартиры в стену просто вмонтировали компас».
На Почайнинской улице находится церковь староверов, куда Зубарева очень рекомендует попасть. «У них служба в субботу утром – сходи как-нибудь обязательно. Нужно одеться скромно, чтобы они не особо обращали на тебя внимания. Это дико интересно – у них огромное количество икон 16 века и очень необычные песнопения – крюковые: они пишут композиции не нотами, а петлями».
Катя рассказывает, что в ее семье существует «ненавязчивый» культ Киева: ее история очень плотно переплетена с этим городом. «Например, 70-я школа, где я училась, стоит на месте дома, в котором жили мой прадед и прабабушка, – вспоминает Катя. – Грушу, вокруг которой мы бегали на физкультуре, посадил мой прадед. А в 50-х моя бабушка и ее брат ходили смотреть телевизор в дом Плачущей Вдовы, у своей однокласснице Наташе Подгорной, дочери первого секретаря ЦК КП Украины. Это часть моей жизни, часть меня. Не понимаю, что будет со мной, если отнять у меня Киев».
