В интервью L'Officiel Online Александр Чемеров, фронтмен "Димної Суміші" и The Gitas, рассказал о том, что еще несколько дней назад его вообще не выпускали из Америки - несмотря на то, что все 5 концертов его коллективов в Украине уже были подтверждены. Но - к счастью - все же выпустили, и пару дней назад ребята сыграли вместе впервые за 6 лет перерыва. "Все случилось спонтанно, на обнаженном нерве, - говорит Чемеров. - Но по-другому я не умею".
О том, что значит возвращение "Димної Суміші", об ответственности перед аудиторией и о шаманизме - в нашем разговоре.
В большинстве публикаций о группе "Димна Суміш" употребляют определение «культовая». Этот статус вас к чему-то обязывает, вы стремились к тому, чтобы получить его?
Нет, точно не стремились. Так вышло само собой, но я нормально отношусь к этому слову. Конечно, это не значит, что мы какие-то иконы или что-то в этом духе. Нет, мне кажется, культовой можно назвать честную группу, которая делала то, что считала нужным. Мы не прогнулись, не продались и остались живы. Для меня пример культовой группы – The Doors, Nirvana, Incubus, Slayer, а из наших – "Брати Гадюкіни", "Плач Єремії", "Океан Ельзи", "ВВ", "Мертвий півень"... Их сотни.
5 лет назад вы ушли, потому что не были согласны, среди прочего, с отношением к культуре в стране. А что сейчас изменилось? Страна или ее видение?
Да не знаю, что изменилось. Я вернулся сыграть концерт и уехать обратно. Я не был здесь почти шесть лет и не видел смысла приезжать просто так, чтобы увидеть родственников и уехать. Я - артист. Чего бы мне это ни стоило, я считал, что нужно что-то дать людям. Поэтому мы и решили сделать эти концерты.
Но все же, находясь в Америке, вы наблюдали за тем, что происходит в Украине?
Да, до какого-то момента наблюдал и очень переживал. Но никак не комментировал. Я не считаю правильным комментировать что-то с дивана или находясь за границей. Конечно, в этот период нашим артистам было сложно – у них уже сложились отношения с публикой страны-агрессора. Для меня это непростой вопрос, и все же я, скорее всего, не ездил бы туда с концертами. Но я не могу обвинять в чем-то тех, кто выступал в России. Я могу их только поддерживать морально – как я поддерживал своего друга Ваню Дорна. Согласен ли я с его позицией? Нет, не согласен. Но его ли это позиция? Тоже нет: я думаю, его спровоцировали. В любом случае, гоняться стоит не за артистами, а за политиками, которые проводят на нас этот страшный эксперимент.
Расскажите, пожалуйста, как бы вы описали человеку, ни разу не слышавшему вашу музыку, ее эстетическую платформу и суть?
Меня интересует ведическая культура, и я стараюсь нести в мир наблюдения, переживания и эмоции, которые могут помочь человеку пройти через страх. Своей музыкой я пытаюсь поддержать человека в трудную минуту, показать ему, что он не один. Может, даже перенаправить кого-то, пояснить, что вот это – не страшно и не больно, а если все же страшно и больно, то не навсегда. Это – моя главная задача.
Но это же огромный груз ответственности.
Да, ответственность очень большая. Но, знаете, на то, как я делаю всё в жизни, все вокруг говорят «Так не делается». А я по-другому не могу. А мне твердят – так не делаются концерты, так не организовываются туры, так не ездится в Америку. У всех есть какое-то мнение. Но, когда доходит до дела и я спрашиваю: "Хорошо, а как делается? Научи меня", – мнение сразу же пропадает.
Как ведическая культура вообще появилась в вашей жизни?
Я всегда интересовался мистическими знаниями, науками, эзотерикой. В детстве, классе в 7-м, я подошел к отцу и попросил у него денег на книгу «Практика шаманизма». Отец, конечно, не понял, зачем мне это надо, но денег дал, и какое-то время я практиковал по ней шаманизм. Я изучал разные культуры и дошел до ведической, которая дает мне ответы на любые вопросы – начиная с бытовых и заканчивая психологическими и теологическими.
Однажды в интервью вы сказали: «Я стараюсь не томиться в предвкушении, а работать без долгих пауз». Это касалось конкретного периода в жизни или вас в принципе характеризует этот подход?
Характеризует. Вот еще 5 дней назад меня в принципе не выпускали из Америки – и как только выпустили, я сразу купил билет и приехал в Украину. Мы забили концерты без какой-либо уверенности в том, что они вообще произойдут, мы не репетировали уже 6 лет – только вчера состоялась первая репетиция. То есть все очень стремно, все висит на ниточке. Но если бы я начал продумывать ходы, думаю, ничего бы не произошло. Все случилось спонтанно, на обнаженном нерве.
А как репетиция прошла?
Странно. Когда-то у меня был перелом, и я лежал месяц, не вставая. А потом встал – и офигел: ты не можешь ходить, все вокруг летает, координация нарушена. То же самое произошло и здесь – мы не играли вместе 6 лет, и, конечно, очень сложно было опять учиться ходить. А концерт через 4 дня. Это очень интересное стихийное бедствие. Кстати, с The Gitas мы приехали без барабанщика, и Олег, барабанщик "Димної Суміші", сейчас разучивает партии. В общем, я очень советую прийти на концерт и посмотреть или на то, как мы умрем, или на то, как мы оживем.
То есть вас пугает бездеятельность, вам некомфортно в состоянии стагнации?
Я стараюсь постоянно что-то делать, но не могу сказать, что меня что-то пугает. Страх – самое низкое чувство, оно выбивает из колеи. И поэтому тоже один из месседжей, которые я несу, – избавление от страха и действие.
Но это ведь первичная, естественная и очень животная эмоция – страх. Как вы ограждаете себя от него?
Медитацией, анализом происходящего вокруг. Страхи ведь бывают разными – например, страх смерти. Как от него избавиться? Осознать, что ты точно умрешь. И все, забудь об этом. Когда-то этот день наступит. Точно так же можно бояться того, что мы облажаемся на концерте, и дрожать каждый день. А можно взять себя в руки и просто репетировать.
Вы наблюдаете за украинской сценой и со стороны, из Америки, и изнутри, будучи продюсером нескольких групп, – это очень интересная точка обзора. Как вы с нее видите процессы, происходящие в нашей музыке?
С одной стороны, становится все лучше. С другой – становится одинаково. Прогресс действительно происходит, но мне не хватает оригинальности. Не хватает эксперимента. Все пытаются прийти в какой-то формат, причесаться, шагать стройными эшелонами, поэтому мне немного скучно наблюдать за происходящим. Конечно, мне сложно судить адекватно, потому что я знаком не со всем, что происходит на сцене, но могу точно сказать: есть артист по имени Constantine и мне очень нравится, что он делает. И еще группа "Её" – тоже очень хорошая. Наверняка есть и что-то еще, но я очень много работаю и мне порой не хватает времени на светский анализ.
Еще в одном интервью вы говорили о том, что в Америке, в американской музыкальной структуре чувствуете себя как деталь...
Я в принципе чувствую себя как деталь. Я не думаю, что я творец. Я передатчик. Вне зависимости от того, где я нахожусь. Когда я пишу, это очень романтический процесс – я беру из эфира то, что мне дается, и перевожу это в музыку. Я стараюсь передать чистую эмоцию и текстом, и музыкой. И даже не всегда эмоцию. Мне сложно это объяснить, но представьте себе, что есть два слова и между ними существует какая-то петля. И ты незаметно становишься в эту петлю, она затягивает тебя, и ты уже этим живешь.
С обменом энергией с аудиторией на концертах так же?
Если говорить о "Димній Суміші" – и на сцене, и под сценой у нас всегда была семья. Мне сложно говорить об этих людях как о материале или фанбазе. Вот в Америке мы сейчас именно нарабатываем фанбазу, поэтому я не могу говорить о какой-то отдаче. Я начинал с 5 человек под сценой после нескольких тысяч здесь. Это была огромная школа смирения.
А на что похож процесс энергообмена и взаимной отдачи артиста и публики?
На церковь, мне кажется. Это похоже на культ. На транс. Это тоже мистика и шаманизм. Люди плачут, смеются, танцуют – и я тоже ощущаю себя в трансе. Человек за сценой один, на сцене – совсем другой, но это не означает, что я надеваю маску. Это означает, что я перерождаюсь в другое существо, которое вибрирует вместе со всем залом и со всей группой.
В этой ситуации вы тоже передатчик? Или просто один из элементов?
Думаю, что я один из элементов. Но, знаете, все же не зря сцена чуть поднята над толпой. Я несу что-то людям, но я и участвую в процессе, я не нахожусь извне.
А вы можете вспомнить равные по силе вот этого транса концерты, на которых вы были как слушатель?
Я не очень часто хожу на концерты. Нет времени и неинтересно. Обычно, когда группа появляется на сцене и еще даже не начинает играть, я сразу могу сказать, что и как это будет – хорошо или плохо. Не знаю, как это выходит. Вот пример: когда я впервые в жизни увидел в каком-то журнале снимок группы Linkin Park, сразу сказал: «Это какое-то говно!». И, когда услышал их музыку, она только подтвердила это. А что касается концертов... Наверное, последний раз, когда меня реально вставило, был в 2013 году, когда выступала группа ENTRANCE. Камерный концерт, человек 300-400 - и вот это был настоящий транс. Как ни странно, еще меня поразил Coldplay – хотя я не очень люблю творчество этой группы. Но мы стояли на ступеньках открыв рты и оставались в этом состоянии все время, что они играли. Это большие профессионалы.
Когда вы пишете новую композицию, вы визуализируете человека, который будет слушать ее? Есть ли кто-то, кто выступает внутренним мерилом качества, – может, вы сами, близкий человек или кто-то незнакомый?
Я не смотрю на человека, который будет слушать песню, я скорее отношусь к песне как к самостоятельной личности. И думаю скорее о том, что я хочу сказать этой песней, нежели как приспособить ее к кому-либо.
Кстати, билеты на концерты в продаже - покупайте и встретимся под сценой!
Фото: Лера Леванова
Стиль: Евгения Скварская