15 ноября украино-датский художник Сергей Святченко, музикантка Onuka, известный саунд-продюсер The Maneken и датский балетмейстер Себастиан Клоборг представили мультимедийный онлайн-проект «Украинский конструктивизм».
Проект представляет собой кроссекторальное цифровое действо, основанное на глубоком исследовании архитектуры и истории Украины. Его главной целью станет привлечение внимания к проблеме сохранения культурного наследия. «Поскольку феномен конструктивизма в мировом культурном дискурсе представлен исключительно как российский авангард и российский конструктивизм, главная идея нашего проекта - продвижение украинского конструктивизма как культурного бренда и самобытного элемента национальной идентичности», — заявляют организаторы проекта.
Мы попросили исследовательницу архитектуры и руководителя проекта Евгению Губкина, работавшую над сценарием перформанса, поговорить с вдохновителем платформы «Украинский конструктивизм» Сергеем Святченко, датским современным художником и архитектором украинского происхождения и всемирно признанным мастером коллажа. В Украине Святченко причисляют к «Новой украинской волне». Сегодня он является основателем и креативным директором фестиваля современного коллажа «Less» в Виборге и занимается культурной дипломатией между Данией и Украиной. В 2022 году рамках празднования 30-летия культурных отношений Дании и Украины.
Архитектор
В Украине вы больше известны, как художник, фотохудожник или коллажист. Но мы-то с вами знаем, что, прежде всего, вы - архитектор. Можно ли сказать, что вы сменили профессию, роль, направление деятельности? Или же архитектор – это что-то, что невозможно из себя вычленить? Та часть идентичности, от которой невозможно избавиться, забыть или просто сменить за ненадобностью?
Да. Часть идентичности. То как думаешь, работаешь и общаешься. На каждой стадии творческого процесса «Идея-Реализация-Реакция зрителя» присутствуют элементы архитектурного проектирования. Даже вопрос, который, наверное, у художника не должен возникать: «А кому это нужно?» все время присутствует в моем творчестве.
Что для вас профессия архитектор: проектировать и строить здания, города? Или, возможно, это нечто большее?
Не знаю, большее это или меньшее, но делиться тем что волнует, тем что создает «свою» аудиторию и возможность общения на предложенную тему и идти в задуманном направлении – это уникальная черта нашей профессии.
Метод архитектора имеет какое-то воплощение в вашем творчестве и деятельности? В жизни?
Метод архитектурного проектирования я использую во всех своих художественных проектах, это способ мышления пространством и формой, это то, что в моей профессиональной работе художника дало возможность реализовать свои творческие планы на Западе в условиях сильной конкуренции.
Семья
Вы из семьи архитектора. Когда училась в старших классах, я рано утром ездила на уроки физкультуры на Лыжную базу в Сокольниках. Помню, как мне нравилась архитектура этого здания, напоминавшая Латвию или Литву. Расскажите о вашем отце: какой он был архитектор, преподаватель? Кто были его учителя? Какой он был отец?
Он был безумно интеллигентным человеком, о которых обычно говорят «последний из могикан», добрый и располагающий к общению профессионал, знающий очень много, требующий очень много и работающий тоже много, за что студенты его любили, ценили и уважали. Помню в доме было всегда много его студентов, дипломников и аспирантов. Он не был авангардистом и модернистом, как моя мама, но он был классическим профессором, умеющим правильно преподавать архитектуру и управлять учебным процессом, сначала будучи деканом архитектурного факультета, а затем и заведующим кафедрой архитектуры ХИИКСа. Он также был очень хорошим художником. Особенно ему удавалась акварель. Сотни рисунков и акварелей, привезенных из многочисленных поездок (студенческих практик) раскладывались по всей квартире на полу, а мы с мамой, обсуждая, выбирали лучшие. Сегодня в Дании в моем доме и у наших детей висят его акварели. Это эстетическое удовлетворение от творчества передалось мне и является, наверное, сейчас самым важным элементом моего творчества. Наряду с этим он был очень организованным и очень амбициозным человеком, участвуя в многочисленных конкурсах, выставках, конференциях, на протяжении многих лет он был председателем градостроительного совета города, что давало ему возможность принимать важные решения в развитии города. Он был помощником во всем, готовым выполнить все просьбы, о которых его просили. Будучи членом –корреспондентом Украинской академии архитектуры, профессором, доктором архитектуры он не дожил несколько месяцев до почетного звания академика.
К слову, я недавно нашел его большую статью о советском авангарде, и, не поверите, она дотирована 15 ноября 1990 года. Ровно 31 год назад.
Харьков
Мне встречались публицистические тексты нескольких ученых, эмигрировавших из Харькова в 20-40-е годы. Несмотря на это, Харьков продолжал постоянно фигурировать в их размышлениях вплоть до 70-80-х. Складывалось впечатление очень крепкой внутренней связи этих людей с таким, казалось бы, обыкновенным советским городом. Вы сказали в нашем последнем разговоре трогательную фразу: «А Балочка – она-то здесь». Харьков у вас тоже здесь?
Балочка, Госпром, Дом архитектора, Павлово Поле, папины постройки: вход в Парк Горького, памятник советскому солдату на 23 августа… Эти слова я произношу довольно часто последние 50 лет. Произносил их живя в Харькове, потом в Киеве и последние 30 лет произношу в Дании. Произносил, рассказывая что-то детям или друзьям, или коллегам. Вспоминал, читая Э. Лимонова. Пока родители были живы, считал важным показать им Данию. Когда их не стало, исчезло физическое притяжение, но вот этим летом, если бы не пандемия, планировал приехать в Харьков, в первый раз за 30 лет, по приглашению организаторов фонда Татьяны и Бориса Гриневых, с выставкой моих архитектурных коллажей в рамках форума посвященного Харьковской школе фотографии. Есть что-то особенное в Харькове.
Эмиграция
Мне кажется, это такая вечная тема. За которой скрывается много чувств и личных историй, и которая отзывается каждому в мире. Что было для вас эмиграцией в те времена, когда это еще не было мейнстримом и виделось, как что-то невероятное (вспомним тех же «невозвращенцев»)? Каково было в первые годы? Бывали ли тяжелые моменты, когда вы думали все бросить? Что вас удержало и помогло продолжать?
Я уехал в момент распада того что я знал, но без грусти. Бесстрашно шагнув в новый этап моей жизни. Не выбирал страну, просто воспользовался первой появившейся возможностью. Полюбил Данию, а узнав ее – полюбил еще больше. Теперь это страна наших детей, что немаловажный фактор, почему я продолжаю здесь жить и стараться что-то полезное для нее сделать. А тяжелых моментов не помню. Были, да. Но они были бы в любой стране.
Виктор Леонидович Антонов
Кем он для вас был: учитель, друг, наставник? Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях. Какую роль он сыграл в том, кто есть Сергей Святченко? Или же, перефразируя: как много в вас Антонова?
Виктор Леонидович Антонов, изначально не мог быть другом никому. Он был только УЧИТЕЛЕМ причем учителем, который требовал от учеников мгновенного понимания его мыслей, который мог сделать из тебя раба-ученика его теорий (и если ты соглашался с ним во всем, а он чувствовал в тебе умного и талантливого последователя его мыслей, ты мог претендовать стать членом его окружения. В этой группе, состоявшей из 3-5 человек, в зависимости как долго члены выдерживали испытания (многие не выдерживали и уходили) складывалась среда обучения, где архитектурная композиция трактовалась как функция восприятия в системе «среда-человек». В процессе работы над моей диссертацией, мы согласились добавить к ней «среда-человек» – слово «визуальная информация», частью которой являлось СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.
Антонов назвал вас своим самым талантливым учеником. Похоже, он считал, что именно вы поняли его метод, а возможно, и самого Антонова. Вы действительно его поняли? Объясните его и нам.
Я не только его понял, я постоянно применяю его теории в своей архитектурно- художественной практике по сей день. Его метод заключался в том, что структура города, его архитектурная композиция в системе «среда-человек», основывалось на принципе, что искусство в целом, и архитектура в том числе, в разные эпохи оказывало художественно-образное и эстетическое воздействие на человека и действовало при наличии «языка-кода», где воздействия произведений искусства выстраивалось в художественную систему, оказывающую важное эстетическое влияние на человека.
Расскажите детальнее историю пленок Тарковского. Какую роль они сыграли в вашей карьере и в вашем творческом методе?
Я впервые увидел фильм Андрея Тарковского «Зеркало» в маленьком кинотеатре Дома строителей. Это был полуофициальный показ и примерно после 20 -30 мин. зал почти полностью опустел, а оставшиеся зрители, включая меня продолжали смотреть. Структура фильма, эстетика и выразительная символика проникли в меня молодого студента и таким образом, фильм стал как бы воспламеняющей искрой и эстетическим вдохновением для всей моей дальнейшей творческой жизни.
Уезжая в 1990 в Данию я встретился с Антоновым в Киеве и на последок нашего прощания, он открыл портфель и передал мне плоский бумажный сверток небольшого размера. «Что это Виктор Леонидович, спросил я? Это Вам (он всегда обращался к своим ученикам только на Вы) от меня и Тарковского. Я был удивлен. Когда я развернул сверток, то увидел несколько аккуратно сложенных 35 мм. кино пленок. Это срезки фильма «Зеркала» сказал он,- Андрей Тарковский передал». Влияние «Антоновской теории» открытых и закрытых пространств в архитектуре, о которых он писал в своей докторской диссертации, были близки Тарковскому, а Антонов в свою очередь видел это в его фильмах, они много говорили об этом и поэтому эти пленки попали к Антонову, а он почему-то решил передать их мне со словами: «Подумайте, что Вы с ними сможете сделать?». Мы расстались. Пленки пролежали в Дании в моем столе 18 лет, я совершенно о них забыл. Случайно на выставке в Орхусе, в фото галерее «Имидж», я смотрел альбом одного фотографа и неожиданно обнаружил статью Марины Арсеньевны Тарковской, сестры режиссёра. И тут же мгновенно в моей голове родилась идея проекта, который потом получил название « Зеркало к Зеркалу». Вернувшись домой, я достал пленки, сканировал и сделал 10 коллажей, которые позже стали частью одного из моих самых важных проектов в моем творчестве. В 2013 году с моим японским партнером Норикой Окаку мы создали фильм с тем же названием «Зеркало к Зеркалу”, который получил первый приз на фестивале экспериментального кино в итальянском городе Лука.
Поколение
Мне встречалось много архитекторов вашего поколения, которые не понимали Антонова и категорически не воспринимали его идей. Мои родители в конце 80-х имели ярко выраженные конфликты, как с советской средой, так и со своими родителями, начальством, учителями. Они полностью отрицали принципы старших. Данный классический конфликт поколений в позднесоветском периоде нашел отражение в кино, музыке, литературе. А вы чувствовали свое полное расхождение с предыдущим поколением? А с Антоновым он был заметен? Вы, скорее, последователь его метода или оппонент?
Естественно, как и в каждой семье, у меня были конфликты с родителями, но они носили скорей «точечный» характер на уровне бытовых проблем, а на уровне эстетики восприятия мира и процессов происходящих в обществе, я получал от них полную поддержку, особенно от моей мамы, которая называла себя «сумасшедшей модернисткой» Она всегда с уважением и пониманием принимала любые мои начинания , как перестановка мебели и покраски стен цветами любимой группы The Doors, громкой музыки, признания моего радикального тогда стиля одежды, до музыки “The Beatles, которой она восхищалась.
В студенческой среде было наоборот, полное отрицание методов преподавания архитектуры, и вообще учебного процесса. Все казалось устарелым, несовременным начиная от курсовых работ до дипломных. Я был под влиянием Андрея Тарковского и его теорий в искусстве. Виктор Леонидович Антонов был его единомышленником и поэтому его принципиально новая мировоззренческая, философская цель, в которой искусство и архитектура представляет некое единство, которое делает человека человеком и раскрывает его как часть мира захватывала меня, также, как и эстетика фильмов Тарковского. Это ощущение себя микрокосмосом, осколком чего-то необъятного целого, объединено было в его архитектурных стратегиях проектирования и я учась у него этому чувствовал всегда принадлежащим к «запрещенным кружкам» где теории всегда были радикальными и даже где-то «опасными», поэтому его не понимали, боялись с ним спорить. Мои конфликты с ним возникали только на почве несогласия с его некоторыми теоретическими тезисами и неприятием моего мнения, что встречалось редко, но бывало.
Кульминация нашей дружбы «Учителя-ученика» произошла, когда по моему приглашению быть куратором моей большой персональной выставки в Архитектурной школе, в Орхусе (второй самый большой город после Копенгагена) он приехал в Данию в 2000 году. Выставка называлась «Катарсис» и включала тексты, фотографии, коллажи, инсталляции, видео, а также 10 живописных полотен 200 х 200 см объединённых в единую живопись под названием «Green Matter” и ”Slow Emotional Light”, -экспозиция в сорок квадратных метров. Структурно, по частям, выставка была построена так, чтобы показать процесс подхода художника к космогонической теме.
Здесь он, как куратор и я его последователь, практически реализовали основные его теории вместе в пространстве выставки, где противостояние света тьме рождает надежду на лучшее, а его зарождение в космической выси воспринимается как высшее предназначение.
Но вот теперь вы в роли «старшего» в поколенческих отношениях: какие они у вас с поколением «детей»? Какие мы в ваших глазах? Что вы нам посоветуете?
Я восхищаюсь новым поколением! Вы такие талантливые и у вас так много времени! Вам тяжело, но вы движетесь и точно состоитесь. Не тратьте время на зависть – у каждого свои пути.
Проект «Украинский конструктивизм» реализован при поддержке Украинского культурного фонда
Читайте также:
Как понимать модернизм? Слово берет исследовательница архитектуры Евгения Губкина