Вот Дина идет на работу и думает: всё вокруг другое и все другие. Весна пахнет неправильно. Дождь пахнет неправильно. Даже городские сумасшедшие пахнут неправильно. Дома, в Херсоне, она здоровается с престарелым шизиком, который стелит на парапет возле ее института клеенку и торгует книгами: не буйствует, за руки не хватает, раскачивается из стороны в сторону и бубнит про чревоточины и шестнадцатимерную Вселенную.
А в Киеве городские сумасшедшие всклокочены, напористы и говорливы. Как мама. Впрочем, они тоже довольно безвредны. Как мама. Но от них трудно отделаться. Да, мам, в порядке всё. Нет, я второй день на работе, никто еще не понравился.
— Послушай меня, — говорит мама, — тебе нужен хозяйственный мужчина, и поскорей, время не вернешь.
Ну какой хозяйственный мужчина, мам, я же не рынке торгую, я работаю в эф-эм-си-джи. В эф-эм-си-джи, мам, я потом объясню.
— Пока, мам, — говорит Дина и сбрасывает звонок.
От мамы у нее русые волосы, пухлые губы и дурацкая фамилия Варшавская. В офисных коридорах на Дину оборачиваются.
Вот у Дины второй рабочий день, она заносит данные из накладных в таблицы и думает: хозяйственные мужчины, какая ерунда. На столе перед ней ежедневник, короб для бумаг, список сотрудников с телефонами и адресами, и стикер с номером кабинета — будет тренинг по ПМС, и не надо ржать, это значит «проджект-менеджмент-софтвер». Все очень серьезно. Дина очень серьезная. У нее масса серьезных забот. Целых семь серьезных рабочих писем во входящих. И еще она забыла утром закрыть окно в съемной квартире, а на улице гроза.
Вечером она вставляет ключ в замок входной двери и с натугой проворачивает против часовой стрелки. Ключ проходит четверть оборота и дальше ни в какую. Дина перекладывает сумку из правой руки в левую и снова берется за ключ. Сильнее? Не идет. По часовой? Нет. Дина дергает ключ на себя, но он крепко сидит в скважине. Дома бы Дина постучалась к соседям напротив, а здесь что делать?
Вот Дина ругается по телефону с квартирной хозяйкой и через час слесарь вскрывает ей дверь, за динины деньги, конечно. Дина заходит в квартиру. Окно нараспашку, горошок с фиалками нырнул вниз, прямо на матрас, который она оттащила к подоконнику, поближе к батарее. Кровати у Дины нет. Покрывало усеяно черными комьями.
Вот Дина собирает покрывало в охапку, теперь оно похоже на хинкаль, такой огромный, словно его стряпали для Гаргантюа. Несет покрывало на кухню и грузит в стиральную машину, достает из-под мойки бутыль жидкого порошка, смотрит, как на лицевой панели загораются огоньки и слушает, как гудит мотор. Переодевается в домашнее. Заваривает чай и включает телевизор. Садится на табурет. Все в порядке. У нее все в порядке. На Земле живет больше семи миллиардов человек, и только небольшая их часть может позволить себе стиральную машину. Пять континентов навьючивают тюки и корзины, несут их к песчаным и галечным берегам, раскладывают рубахи и юбки на камнях или рифленых досках, разматывают скатерти и простыни, окунают их в реки, окрашенные придонным илом или суглинком, и руками взбивают пену. Выходят в море на рыбацких лодках, ночуют под открытым небом. Оставляют родных, чтобы отправиться бог знает куда. Не знают, где проснутся через месяц или три, и сколько у них будет в кармане. Просят, изворачиваются, хитрят, рискуют. Пускаются в авантюры.
На что ей, Дине, жаловаться?
Огоньки на панели перемигиваются, гул нарастает, дребезжит корпус, машина едва не подпрыгивает, переходя на отжим. В мойке с треском оседает гора грязной посуды. Дина заглядывает в раковину. Тарелки, сковорода, несколько суповых мисок громоздятся в три палубы, и самая нижняя, где погибают ножи и вилки, скрыты в мутной воде. На поверхности плавает пригар вперемешку с луковой шелухой — забился слив.
Вот Дина уже собирается заплакать, но потом раздумывает. Она смотрит на стиральную машину. Та заметно вибрирует и раскачивается. Дина пристраивается задом к продолговатой рукояти переключения режимов, приподнимается на цыпочки, наклоняется вперед, упираясь ладонями в колени. Металл и пластик ощутимо дрожат, набирая обороты. В мойке дребезжит дешевый турецкий фаянс и не менее дешевое китайское стекло, постукивают чашки и кастрюльки, за окном грохочет, на экране телевизора шумит бразильская карнавальная процессия, пышно разодетые танцовщицы энергично двигают телесами под рев зевак, струятся конфетти с неба, открываются чревоточины во все шестнадцать измерений Вселенной, а из них летят перья и воздушные змеи. Дина кончает.
Вот Дина сидит на следующий день перед рабочим компьютером и думает: хозяйственные мужчины; как понять? Она открывает электронную почту и пишет письмо на всех сотрудников офиса — не одолжит ли кто-то ей дрель?
Отзываются четверо. Дина ищет их профили вконтакте и еще разговаривает с мамой по телефону, слушает ее вполуха. Да, привет, мам, на работе, сейчас не очень могу… Так, вот они. Первый женат — закрываем сразу. У второго залысины и рубашка с сиреневым отливом, расстегнута на две верхних пуговицы.
— Ты уже нашла кого-то? — говорит мама.
Дина молчит.
— Ну почему ты меня никогда не слушаешь? — говорит мама. — Время идет, тебе уже нужно думать про ипотеку. В Голосеевском районе квартиру можно по семь тысяч взять.
— Семь тысяч чего, мам? — говорит Дина.
— Ну я не знаю, — говорит мама, — там в интернете где-то было. Поищи, Диночка, ты же у меня такая умница.
Все, не могу больше. Дина сбрасывает звонок. Кто там третий? Он высокого роста, как Дина любит, но веснушки по всему лицу и на шее, и уши торчат. У четвертого на всех фотографиях губы мокрые и глаза смотрят в разные стороны. Дина возвращается к третьему. Леша.
Вот Дина гуляет с Лешей в окрестностях Оперного театра, он показывает ей доходные дома на Ярославом валу, они сидят на скамейке возле Караимской кенассы. Леша бежит через дорогу, в кофейню, возвращается с двумя картонными стаканчиками. Кофе пахнет не так, как дома — густым, горьким запахом. Дина говорит Леше, чтобы он завтра приходил в гости. У Леши розовеют веснушки и кончики ушей обливает кипятком. На Дину он не смотрит, он смотрит на фасад дома из красного кирпича и лицо у него становится такого же цвета, как фасад.
— Не проблема, — говорит Леша. — Я дрель возьму, да?
— Возьми-возьми, — говорит Дина.
Посуду придется помыть. И полы.
Вот Дина приготовилась: она в лосинах для йоги и худи с надписью DON’T TEXT YOUR EX. Леша сидит на корточках на кухне и потрошит сливную трубу. Рядом лежит дверца, которая закрывает мойку — там петли разболтались и он их поменяет, ну, заодно; и еще проверит, как подсоединена к водопроводу стиральная машина, это же не проблема. У Леши майка обтягивает спину, позвонки крупные, как орехи, и поясница в веснушках. Он берет дрель, вставляет в кулачки сверло, зажимает патрон и давит на гашетку. Дрель взвизгивает. У Дины пиликает мобильный и она уходит в комнату. Привет, мам, не могу долго, у меня гости.
— Ой, Диночка, ну все, тогда кладу трубку, — говорит мама. — Сколько ему лет?
— Давай потом, — говорит Дина, — я потом расскажу.
— Конечно, конечно, все потом, — говорит мама. — У него работа есть, ты спросила?
— Мама, — говорит Дина.
— Да-да, всё, — говорит мама. — Ты смотри, не упусти свое, свое хватать надо побыстрей, я когда молодая была, много хвостом вертела и пожалела потом. Ты знаешь как делай, как мне Варя посоветовала, помнишь тетю Варю? Есть одна женщина, она ему правильные сны будет насылать, я тебе телефон дам. А ты не вздумай вот так сразу, подожди месяц, а то разбалуешь.
— Замолчи, мам, — говорит Дина. — Противно тебя слушать.
— Диночка, ну прости меня, — говорит мама, — я всего лишь хочу, чтобы у тебя все было как надо.
Дина сбрасывает звонок и идет на кухню. На полу блестит кишечник из трубок в серебряной оплетке. Рядом лежит дверца от мойки, по ее фасаду идет крупная трещина. На ламинате растекается вода, так что Леша стоит возле стиральной машины на цыпочках, подняв правую руку. Он перемотал себе ладонь бумажным полотенцем, на бумаге виднеется красное пятно, а от ладони к предплечью стекает красная струйка.
— Прости, — говорит он, — я не знаю, как это вышло. Сейчас вытру все.
Лицо у него багровое.
— Наплевать, — говорит Дина. — Идем в комнату.
Вот Дина опять заталкивает покрывало в стиральную машину и думает: ну ладно, это же первый раз, глупо требовать от Вселенной все шестнадцать измерений.
— Знаешь, что? — говорит Леша, — идем вместе на «Атлас Уикенд», там будет отличный лайн-ап.
Он сидит на табурете в одних джинсах.
— А когда он, скоро? — говорит Дина.
— Да, буквально завтра, — говорит Леша, — в конце июня.
— Это через два месяца, — говорит Дина.
— Ну да, — говорит Леша, — я же говорю, скоро.
Вот Дина думает: два месяца, семьдесят дней, или даже семьдесят пять, вся весна без остатка, веснушки эти, дрель, ипотека по семь тысяч, какой пиздец.
Стиральная машина набирает обороты, она мелко трясется.
— Детка, — говорит Леша, — у тебя машина разбалансирована. Давай я сделаю.
— Что сделаешь? — говорит Дина.
— Я ножки подкручу, — говорит Леша, — не будет так вибрировать.
Он встает с табурета и делает шаг к машине.
Вот Дина чуть медлит и говорит:
— Не трогай.
