Анна Марич
Быть певицей – это колоссальная и ежедневная работа.
Влад Троицкий рассказывал нам о том, с чем выходить к аудитории. Можно изнасиловать публику, навязать ей что-то очень активно – но не факт, что она это примет. Можно выйти и от своей неуверенности недорассказать историю. А можно выйти таким, какой есть. Честным.
В моей профессии нельзя быть, если ты ее не любишь. Только так.
Проснуться раздраженным легче всего. А сделать усилие и нести собой свет и радость – это уже достижение.
Не помню, чья это фраза, но сказано в точку: лучше всего человек может сыграть самого себя. Только по-настоящему. Не думать, как тебя воспринимают, а быть собой.
Мы часто говорим, что были воспитаны на какой-то музыке. Значит, кто-то другой точно так же может быть воспитан на нашей музыке. И это огромная ответственность.
Я часто испытываю вселенскую любовь ко всему вокруг. И к людям в том числе, хотя это порой бывает сложно. Мне кажется, это особая энергия. И я рада, когда другие ощущают ее от меня, когда им становится хоть чуть-чуть лучше.
В детстве я обожала стричь и красить кукол, делать им одежду из лоскутов бумаги. У меня они все были перекрашены фломастером и с идиотскими челками.
Был случай, когда мне нужно было выходить на сцену, а я была очень раздражена. Мне хотелось выплеснуть эту энергию – такую мощную, что она перекручивала меня всю внутри. А играть нужно было счастье! В итоге каким-то образом вышло так, что эти эмоции трансформировались в сильную, эмоциональную радость. Это был очень интересный опыт.
Мой дедушка был артистом: после войны он дрессировал козочку, выступал с ней и пел частушки. Мы с ним не раз говорили о том, какие ощущения бывают после выступления. Все зависит от того, с чем ты приходишь к зрителям. Если ты смог открыться им и не беспокоился о том, что о тебе думают, скорее всего, ты получишь в ответ такую чистую и правильную энергию, что до утра не сможешь спать – настолько это держит.
Меня очень часто спрашивали в детстве: «Ну, чего ты улыбаешься постоянно?» А отчего мне не улыбаться? Это ведь внутренний порыв.
Больше всего я не люблю людей, которые специально провоцируют раздражение и негативные эмоции. А такие, к сожалению, есть. Не знаю, зачем им это нужно.
Я очень расстраиваюсь, когда сижу в зрительном зале и вижу, что актер не выполняет поставленные перед ним задачи. Или – что еще печальнее – изменяет их так, что получается только хуже.
Когда-то давно Руслан [Руслан Кирш, баритон в Nova Opera – прим.ред. ] назвал коллектив в Nova Opera «заповедником». И это определение идеально нам подходит, оно абсолютно наше.
Очень важно выбрать одного авторитетного человека и прислушиваться к его мнению. Найти того, кто сможет искренне сказать тебе правду. Это самое ценное. Когда ты знаешь, что в зале есть кто-то «свой», ты автоматически даешь больше, теплее, нежнее, эмоциональнее.
Артисты должны поддерживать друг друга. Мы ведь все работаем над одним большим проектом, над культурой Украины.
Мне кажется, французы знают что-то такое о любви и о музыке, от чего их интонации особенно волшебно передают это чувство.
Наверное, то, что может убить исполнителя – когда ему больше нечего сказать своей публике.
Марьяна Головко
Меня совершенно убило бы, если бы музыка стала для меня ремеслом. Когда появляется рутинность, это перестает быть сказкой в жизни.
Ты поешь, потому что не можешь не петь.
Раньше меня мучил вопрос – зачем Богу нужно было создавать наш мир? Какой смысл, будучи абсолютом, еще что-то сочинять? Сейчас ответ известен – во имя любви. Самое главное – это преумножение любви.
Очень важно, с чем ты идешь к публике. Если ты вынес чемоданчик любви, к тебе возвращается вагончик. Выдал вагончик – возвращают состав. Вот так это работает.
Впервые вместе с музыкой я ощутила любовь через мамину песню.
Не люблю навязчивость, когда люди пытаются лезть тебе в душу и что-то оттуда вытрясти.
Песня Show Must Go On вызвала у меня удивительные чувства. Когда я впервые услышала ее, упала на колени, рыдала, билась головой о стены и кричала: «Мамочка, пускай он попадет в рай!»
Меня расстраивает, что мы не способны делиться хорошими работами наших товарищей. Это просто убивает! Зажми свою гордыню, поделись чужим талантом – это же такие плюсы в карму. Попробуй насладиться, попробуй поделиться – это куда сложнее, чем критиковать.
Я всегда очень жду небезразличия от публики.
Мне очень хочется, чтобы на меня не смотрели, а слушали. Однажды у меня был камерный, душевный концерт в планетарии, а там такая атмосфера, что ты поешь и, честно говоря, периодически залипаешь: невозможно не расслабиться и не раствориться. После концерта ко мне подошли две девушки, взяли за руку и говорят: «Вы потрясающая! Вы такая потрясающая! Только вот знаете, я бы эти туфли к этому платью никогда не надела». И я проплакала весь вечер, потому что поняла: на концерте люди действительно смотрели на мои туфли.
Я не люблю людей и люблю людей. У меня с этим сложно.
Если я нашла контакт пусть даже с одним человеком в зале, мне этого достаточно. Между нами запускается одна ниточка, которую он затем передает остальным, как паутину. Это очень интересная метафизика.
Если бы я не была музыкантом, пошла бы в дипломаты. Я хорошо умею сглаживать конфликты и объединять людей. Это очень полезное умение – сделать так, чтобы не было глупых ссор. В общем, если не музыка – точно дипломатия.
В детстве я любила игру в Банакулу. Не знаю, откуда взялось это слово – видимо, какая-то смесь акулы с бананом. Мы с подружками сами ее придумали: разрисовывали мелками целый двор и делали дорожки, по которым можно было бегать, и огромные озера, наступать на которые было нельзя. Правила были жутко сложными, но очень интересными. Это не была игра одного дня – она длилась все лето: мы все время выдумывали, что делать дальше, и ложились спать с предвкушением того, что завтра все продолжится и опять произойдет что-то чудесное.
На восприятие музыки очень влияют условия, в которых ты ее слушаешь. Но иногда гениальная музыка может поменять собой и настроение, и обстоятельства. Она может стать катализатором для восприятия. Но это должна быть совсем гениальная музыка, та, что от Бога.
Я против тоталитаризма в коллективе, но всегда должна быть иерархия. Каждый должен выполнять свою функцию: если ты артист, ты не можешь еще немножечко быть пиарщиком, директором, советчиком по СМИ и фотографом. То есть можешь, конечно, но тогда будь готов нести за это ответственность.
Я за то, чтобы внимательно и осознанно относиться к своим желаниям. Тогда талантливые люди станут ближе к своей мечте.
Твой голос – не твоя собственность, не твое достояние. В какую-то секунду ты очень четко осознаешь: это принадлежит миру, Богу, Вселенной, космосу, но не тебе. И именно поэтому ты должен вкладывать в это все силы.
Мне кажется, если нечего сказать миру – лучше помолчи.