Алина Клейтман работает в основном с видео, и главным героем почти всех ее фильмов выступает она сама. За работу «Супер А» получила вторую специальную премию PinchukArtCentre (2015). Мы расспросили художницу о ее участии в выставке Versus и о том, как за последнее время изменился ее творческий метод.
Ксения Малых: Бывают групповые выставки, а бывает общее художественное высказывание группы художников. Выставка Versus, по твоему мнению, к какому типу относится?
Алина Клейтман: Я считаю, что Versus — кураторская выставка Сергея Браткова. Братков пригласил участвовать в этой выставке художников с общими корнями. Все художники, кроме меня, обучались на курсе у Сергея. Я знакома с ним с 15-ти лет и до сих пор периодически с ним консультируюсь. И всех участников выставки объединяет не только работа с Братковым, но и признание его как мастера.
Братков — человек, во-первых, талантливый, а во-вторых, тренированный. К нему можно подойти с любым вопросом, например по экспозиции или какой лучше переход сделать в видео. Он всегда в тонусе и готов предложить решение: или хорошее, или очень хорошее, или отличное.
Когда ты видишь реальные усилия, которые человек регулярно применяет, — понимаешь, что можно создать всё. А бывают такие гении, возле которых ты молчалив и беспомощен.
К. М.: Если говорить о роли школы Родченко в твоем творческом развитии, то есть наблюдение, что основные темы в твоем искусстве сложились еще до нее, а в школе ты работала над усовершенствованием своих инструментов.
А. К.: У меня есть метод и цель, а темы нет. До школы Родченко я уже выработала свой метод, но он не был настолько осознанным. У меня есть цель, и она диктует метод. В искусстве я больше всего ценю истину, как бы пафосно это ни звучало. Истину и точность. Чем большее количество людей хоть на миг задумается о своей жизни у моей работы, тем лучше: значит, получается — подумаю я.
К. М.: Искусство для тебя — инструмент для того, чтобы эту истину передать, или это способ ее нащупать?
А. К.: Истина — это, например, дно водоема. И я погружаюсь, моя цель - дотронуться до дна, взять оттуда какой-то фрагмент и вынести его на поверхность воды. Цель диктует метод. То есть метод заключается в том, чтобы говорить о том, о чем я знаю. Потому что если я буду говорить о том, о чем не знаю, я буду просто по поверхности плавать и прикладывать очень много усилий. А надо вглубь погружаться.
Раньше я пыталась говорить о каких-то вещах, которых не знаю, но которые мне или кому-то, под чьим влиянием я находилась периодически, казались важными. А школа Родченко научила меня создавать внятный пользовательский интерфейс для того, что я делаю. Кирилл Преображенский — мастер, у которого я училась, — научил меня очень важному — постоянно задавать себе вопрос, как именно я могу воплотить свою идею. Он постоянно спрашивал: как ты это сделаешь? Из каких компонентов это будет состоять? И вот три года тренировок и череды серьезных ошибок, когда задумываешь одно и никак не соизмеряешь это со своими возможностями. И у тебя получается на 5 % от того, что задумывалось, или на 15 %. Сейчас последняя работа, которая экспонируется в Мыстецком Арсенале, на 75 % такая, как я задумала. Работа в выставке Versus — примерно на 80 % такая, как была в моей голове.
К. М.: Ты уже придумала, какую работу будешь делать на выставке номинантов PinchukArtPrize? Надеюсь, она удастся на 99 %.
А. К.: Давно уже придумала. Я когда-то читала интервью художников-концептуалистов Комара и Меламида, и они говорили о том, что искусство начинается после шестидесяти, когда уходят страсти и появляются возможности воплощения своих идей. Когда удается сказать именно то, что хотел. И вот тогда уже начинается взаимодействие с искусством, знаешь, а не то, когда идешь в гору, а тебе навстречу дует сильный ветер.
К. М.: Ты сейчас сама преподаешь. Я думаю, это для тебя повод осмыслить систему преподавания в школе Родченко. Как ты находишь эту грань, за которую нельзя выходить, влияния на человека, который за тобой идет в учебе?
А. К.: Ты знаешь, в школе Родченко было много хорошего, но, например, влияния, на мой взгляд, было многовато. И я стараюсь себя в этом влиянии контролировать и только показывать возможности. Дать инструмент и показать, как можно расширить границы того, что можно сделать. Я этого достигаю несколькими способами. Во-первых, я показываю самые разноплановые работы в этом жанре, начиная от пионеров видеоарта 60-х годов, заканчивая какими-то современными клипами из смежных отраслей: фэшн, музыка и т. п. Во-вторых, я даю достаточно абсурдные задания - и в рамках этих заданий нужно выразить свою мысль, идею. И это, на мой взгляд, дает возможность людям чувствовать себя свободней. То есть понимать, что можно говорить и делать то, что ты считаешь нужным, почти любым способом. То есть я стараюсь в вещах, в которых, как правило, стоят рамки, эти рамки убирать, а в тех вещах, в которых рамок нет, наоборот — эти рамки ставить.
К. М.: Мне кажется, что мы внутри художественного сообщества живем в каком-то воображаемом мире, окружили себя людьми, которые нас понимают и которым ничего не нужно объяснять, а выходить в реальную жизнь, как спускаться в метро в час пик, порою очень травматично. Как ты держишь эту связь с окружающим миром? Как выходишь из своего круга общения, для того чтобы исследовать реальную жизнь?
А. К.: Это очень актуальный вопрос. В какой-то момент я поняла, что лучше я сниму эти очки 3D-реальности и пойму, что я по пояс стою в снегу, - и я тогда пойму, в какую сторону мне идти для того, чтобы оказаться в теплом месте, - чем я буду бегать по этому полю снега и взбивать его. Я стала выходить из этого сообщества, и это помогло мне. Я начала сталкиваться с более реальными вещами и больше себя понимать. А так как я делаю искусство, взаимодействуя со своим опытом, это позволяет мне говорить более лаконично и просто о том, что я знаю.
Чем больше я сталкиваюсь с реальностью, тем больше я уважаю собственный опыт. И уважение к собственному опыту помогает мне его более точно передавать.
